- Вы можете показаться, пожалуйста. И не надо бояться своего внешнего вида и того, что вы меня можете им испугать. Я, во-первых, цирюльник, так что всякое за эту жизнь повидал, а во-вторых, проклятья, которые моя специальность, в каких только уродов людей ни превращают, так что не таитесь. Я ж всё равно должен буду вас осмотреть, - сказал бойкий старик, раскладывая на деревянном столе колбочки с субстанциями, зельями и мелкие хирургические инструменты. "У него здесь оповещающие чары. Или заговорённая соль. Или кварц", - понял Чудовище. Он знал, что влез в одно из двух окон, дальнее, открытое, с ночной парижской улицы совершенно бесшумно, и без чар старик бы и не понял, что он в кабинете не один. Чудовище принюхался, научившись за четыре года после обращения доверять обонянию особенно сильно. Похоже, правда кварц. "А ещё знаки на окнах, чтоб соседи ничего не слышали."
- Мастер Дамьен Лю, - таиться дальше смысла не было, и, бесшумно спрыгнув с потолка в дальнем тёмном углу, Чудовище, "обняв" себя перепончатыми крыльями, походившими на плащ, вышел из мрака чуть ближе к освещённому свечами столу старика.
- Точно так-с. А ваше имя, напомните-ка...
- Румпельштильцхен. Я врач, и колдун, как и вы, - последнее прозвучало как-то жалко..
- А, да-да-да, мсье Румпельш... Чудное у вас имя, право слово, грешным делом подумаешь, что вы уроженцец Священной Римской империи. Это, значится, вы передали письмо моей внучке, чтобы записаться на приём на десять вечера, хм-хм. Что ж вы так, коллега, под проклятье попали? Прогневили кого-то? Своровали что? Съели что не то? Или родовое это у вас? - продолжал старик-чародей, надев на себя махом целый ворох подвесок-амулетов от проклятий, кажется, всех мастей, а заодно огромные очки, делавшие глаза старика такими большими, что он сам походил на лягушку.
- Я колдовал сам. Оговорюсь, что было это ради женщины, и ключ — поцелуй любви, - сухо и сразу сказал Чудовище.
- Но с женщиной не сложилось...
"И с автором проклятья тоже хер сговоришься"
- ... и вы пришли искать другой способ взломать ларчик, - тем же тоном договорил за бестию мастер Лю.
- Давайте вас осмотрим. Подходите же сюда и покажитесь.
Чудовище встал напротив старика, заодно убрал кожистые крылья за спину. Одет химера был в простую рубаху и штаны.
- Матерь божья... - мастер Дамьен застыл, поражённо глядя на Чудовище. Химера непроизвольно мотнул гибким хвостом, чувствуя смутную тревогу. Зверь смотрел прямо на старикана, не двигаясь, готовый бить при первых же признаках нападения.
Однако мастер над проклятьями нападать не собирался, лишь смотрел, не отрываясь, будто перед ним была ни много, ни мало, а Пьета молодого Микельанджело, сразившая ценителей искусств в прошлом году.
- Поразительно. Просто невероятная работа. Я бы даже сказал, филигранная, ювелирная! Так обратить плоть, да и, наверно, не только. Прошу прощенья, - старик потянулся к волнистым рогам Чудовища, и тот, нехотя, но позволил их потрогать.
- Удивительно. И даже хвост! А зубы покажите, мне нужно видеть проблему в комплексе, - сказал цирюльник. Зубы Чудовище показал уже охотнее, чувствуя раздражение, так что даже оскалился, глухо зарычав. Мастера Дамьена, чуть дёрнувшегося, это, тем не менее, сильно не смутило, и он лишь удовлетворённо закивал. Амулеты на его шее радостно забренчали.
- Редкое проклятье. Необычайно редкое, - мастер говорил словно сам с собой, и, подойдя к столику, быстро похватал несколько колбочек с сыпучими порошками. - И я знаю, что подойдёт, голубчик. Для начала надо связать монстра внутри вас, а потом с ним работать. Так и поступим.
Антон кивнул, скрывая нерешительность. Мастер Дамьен, которого Чудовище нашёл благодаря слухам, ни при каких условиях не согласился на магический контракт, так как никогда не шёл на контракты с проклятыми, опасаясь, что через слово проклятье тоже может передаться, и никаких гарантий у химеры сейчас не было. Стараясь воспринимать манипуляции цирюльника так же, как мнипуляции врача, Чудовище стоял смирно, пока мастер над проклятьями, пришёптывая, посыпал пол под его львиными ногами и сами ноги то пеплом, то песком, то растолчёным магнитным железняком, то окропляя болотной водой, заодно куря связку благовоний, которые для чувствительного носа химеры воняли далеко не благим образом. Ещё и в колокольчик звонил при этом раздражающе и не переставая. И, как показалось Антону, с каждой минутой колокольчик звонил всё громче и нетерпеливее.
Тут на первом этаже послышались шаги, затем уже на лестнице, затем перед дверью, и в кабинет вошла внучка цирюльника. Лет ей было уже за двадцать, но приоткрытый глупо рот и смотревшие чуть в стороны глаза делали её похожей на ребёнка-переростка.
- Да, деда? - глупо шамкая губами, спросила она.
- Зачем она здесь? - инстинкты химеры уже говорили, что дело неладно, а когда старик отошёл к разглядевшей монстра и испуганно застонавшей внучке, завопили об этом.
- Так, Лотти, не бойся, не бойся, я его связал так, что он и с места не двинется. А ты сейчас что-нибудь споёшь. Помнишь колыбельную, которую тебе пела мама, упокой, господи, её душу? Вот и пой её, - мастер подвёл дрожащую и мычащую внучку ближе к монстру.
Чудовище похолодел. Он дёрнулся, раз, другой, но ноги словно стали каменными и не двигались с места.
- Скот! Зачем?! - слова вырвались рычаньем.
- О, месье Румпельш, вы такой редкий экземпляр. Вы - настоящая химера, которую не сыщешь днём с огнём, а, если сыщешь, сдохнешь. А между тем, знаете, сколько один ваш рог...
- Стоит?!
- Может спасти жизней, переломанных, покалеченных страшными проклятьями, именно несправедливо поколеченных. Матерь Божья, вы один можете спасти целый Париж таких несчастных семейств, при правильном использованиии. Мы оба с вами своего рода врачеватели, так давайте же сделаем одно дело! - в глазах мастера над проклятьями разгорался горячечный огонь истового фанатика. Чудовище понял - стоит девке запеть колыбельную, он отсюда не уйдёт.
- Сволочь! - он рванулся было к обоим, рухнул на пол, как подкошенный, рванулся ещё раз, другой, третий, рыча, шипя, маша крыльями. Без толку.
- Страаашный! Он такой страаашный, дедаа! - завыла внучка цирюльника, пытаясь отступить, но дед только толкнул её вперёд.
- Да, страшный, потому пой давай быстрей, и поласковей. Это его усыпит, и уж тогда я им займусь, - нетерпеливо командовал старик, подходя опасно ближе.
- Ааа, боюсь-боюсь-боюююся! - выла девка, и чем громче, тем ближе её толкал вперёд цирюльник.
- Пой, юродивая, а не вой! Пой, я тебе сказал! Пой, скотина! - гаркнул он, и это был его последний крик. Чудовище изловчился, резко всадил крюк крыла в ключицу старика, дёрнул его на себя и вонзился зубами в шею мага. Горячая кровь заполнила рот сладостью с привкусом солёного железа. Старик хрипел, бился в когтях монстра, но тот умело сломал ему шею, и мастер над проклятьями, булькнув, затих, дрожа лишь слегка.
Девка со стуком упала на пол.
Медленно поднявшись, химера хищно облизала когтистые пальцы, удовлетворённо урча от совершённого убийства, затушила ещё дымящий пучок благовоний в увеличивающейся луже крови на полу, стряхнула с львиных ног пепел и прах, щедро набросанный на них цирюльником. Затем, чуть помотав косматой головой, Чудовище оглядел жуткий беспорядок.
Цирюльник лежал в луже собственной крови, с выгнутой неестественно шеей. И как бы ужасающе это ни выглядело, к нему ни человек, ни тем более зверь не испытывали жалости. Этот хрыч чуть не пустил его на порошки, сушёные органы и вытяжки. Хотя человек всё же, глубоко в душе, испытывал отвращение ко всей картине убийства. Лишившуюся же чувств дуру-девку Чудовище, подумав, решил не убивать, так как мстить за скота-деда она явно неспособна: юродивой она не притворялась, а монстр таких на своём веку повидал. Легко подняв её одной рукой, как тюк, он уложил её за дверь.
А как только он закрыл и запер саму дверь, пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, вокруг словно из каждого угла трижды прозвучала его фамилия. "Призыв? Сейчас?" - его не звал никто уже четыре года, с той самой резни в притравочном дворе в Тулузе, где и жили все клиенты. Которые либо знали, что он был химерой, и боялись, либо были в могиле, потому как пришли поглазеть на его казнь, ставшую резнёй. Но призыв повторился, как чародей его однажды и задумал - трижды в полнолуние без запинки заказчик должен был произнести его фамилию. Судя по силе, заказчик был недалеко.
"И как, лететь?" - в мысли этой было столько холодного рассчёта, что Чудовище замер. Казалось, что такое убийство одного после убийства сотни, однако же себе подобного, колдуна, он убил впервые. Но обе сути уже знали ответ на этот вопрос: зверю больше делать здесь было нечего, если только убить и юродивую, но совсем без удовольствия, а человек хотел откликнуться на зов и окунуться в ремесло, в нормальность, успокоиться, а ещё оказаться подальше от трупа сраного обманщика. И в последнем со зверем человек был един.
Прибрав себя, найдя в сундуках лжеца-цирюльника приличную одежду и подкорректировав её под свои особенности, Чудовище сложил в небольшую найденную тут же торбину всё, что было на столе у мастера над проклятьями из субстанций, которые нельзя никак заклинать при хранении, и, не оборачиваясь, вылетел в ночь.
До нужного дома, весьма симпатичного, он добрался быстро, и легко юркнул по стене в открытое ночному ветру окно, судя по убранству, опочивальни. На большой кровати стонал, сжимая руками одеяло, и чуть ли не метался мощный мужчина лет пятидесяти.
"В бреду?" - Чудовище зажёг манием руки высокий подсвечник и поднёс его к постели страдальца, больше чтобы тот мог видеть его внезапного гостя, чем гость хозяина: в темноте химера видела как днём.
- Ой, святая Матерь Божья, всё, уже и галлюцинации на этой почве пошли! Демоны адские, с вилами горящими, за блуд плоти меня забирают... - простонал, и как-то слишком... томно мужчина. Чудовище его припомнил. Маркиз де Лонваль, питался одним мясом, потому Румпельштильцхен трижды лечил его в Тулузе от подагры. Похоже, он был достаточно в сознании, чтобы изложить проблему, но недостаточно, чтобы бить тревогу. Это было на руку. И деньги были тоже нужны.
- Так я тебя не заберу, если покаешься. Что звал?
- Ох, я звал чародея, а не... исчадье Ада... Боже, мочи нет, ни терпеть, ни хотеть, ни мять...
- Что?
- Да не что, а кого! Девок мять мочи нет... или этого пажа, чёрт дери его в зад... ух! - и судя по выражению лица, и сильно приподнятому ниже пояса одеялу, де Лонваль живо представил эту пикантную сцену.
Повисла пауза, прерываемая лишь стонами маркиза.
Чудовище прикрыл глаза.
Выдохнул.
Открыл глаза. И впрямь, когда думаешь, что ниже падать некуда, понимаешь, что есть, куда. Кровь и ад, он рассчитывал помочь с настоящим недугом, а не с воспалённой плотской фантазией!
Выдохнул ещё раз.
- И часто ты их всех трахнуть хочешь? Может, разом? За это предусмотрен отдельный котёл, - Чудовище страшно осклабился, представив в нём маркиза, а де Лонваль вновь заметался на подушке, чуть не плача.
- Это всё эта дура Дезири, горничная жены! Вот кого надо в твой котёл! "Чудодейственное средство, добрая женщина дала, придаст огня в спальне". Вот и придало! И сама Дезири сбежала, и жена тоже, с тёщей, и сестра, и всех служанок с тем пажонком с собой забрали, когда действовать оно не прекратило ни через день, ни через два, ни через три. Такое было, стыдно вспомнить... ух!
"И больно", - добавил про себя Чудовище, глядя на вновь исказившееся лицо де Лонваля.
- Что за женщина?
- Ох, её тоже в котёл, за доброту такую! Какая-то Катерина, или Карина. Нет, Киара, её Дезири так называла. Киара... чтоб её драл!... - кто именно, маркиз не уточнил, вновь болезненно зажмурившись. - Вон эта отрава её... на сундуке стоит. С глаз долой!
- Долой. Тогда обещайся... три четверти богатств твоих мне в золоте за старания заплатить по итогу, содомит ты херов, и я тебя избавлю, - приметив заодно и перчатку там же, на сундуке, химера предусмотрительно надел её и протяул когтистую руку маркизу, которую тот с некоторым трудом пожал. На руке де Лонваля мягко заволновалось золотое сияние, а затем появился рисунок розы, почти неуместный в таком деле. Не обернувшись, Чудовище вышел из окна опочивальни и взмыл в ночное небо.
Названного имени, Киара, вкупе с маленьким, почти пустым пузырьком из под зелья, и теми материалами, что Чудовище нашёл у скота-цирюльника, было достаточно для зелья поиска. Сваренное в украденном из захудалой таверны, плохо вымытом кухонном чугунном горшке, оно чадило, но задачу выполнило, тонким дымком ведя к нужному дому и окну опочивальни. План был прост донельзя: взять у ведьмы противоядие и вернуться к изнывающему маркизу. Ведьма же, сидя спиной к окну, с кем-то разговаривала. Чудовище недовольно зашипел, но делать было нечего, оставалось только ждать.
Это была первая работа за четыре года, и он собирался её выполнить. Пусть бы она была такой же жалкой, как попрошайки у церквей.
Отредактировано Beast (2022-02-12 15:09:46)
- Подпись автора
Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...