Белль
   
Jenna Coleman

Персонаж из сказки

Красавица и Чудовище

человек; 20 лет

Внешность:
Рост: 158 см.
Вес: 44 кг.
Телосложение: хрупкое, миниатюрное.
Цвет волос: каштановый.
Цвет глаз: голубой.

Способности и магия:
Отсутствуют, совершенно заурядный человек. Разве что поет, по отзывам, волшебно, но к магии это отношения не имеет.
Амулеты, атрибуты, оружие:
Медальон матери, поистрепавшаяся лента в волосах — тоже матери.
Уникальные объекты, связанные с персонажем:
Невероятно умный конь Филип. Серьезно. Он настолько умный, что Морис считает, что он достаточно умен, чтобы говорить, но достаточно мудр, чтобы молчать.
Подопечные: Конь Филип (хотя это не точно: кто за кем присматривает — вопрос открытый).
Покровители: отец Морис Дюпон

История:
История Белль, как ни странно, начинается совсем не с ее появления на свет. И даже не с появления на свет ее родителей. Иногда судьба начинает раскручивать свое колесо задолго до того, как обреченный будет рожден. В начале шестнадцатого века, когда прапрадед Белль был еще совсем юнцом, в город приехал итальянский «универсальный человек», Леонардо да Винчи. И как-то так получилось, что прапрадеду удалось с ним не только встретиться, но и найти взаимопонимание, которое вылилось в достаточную симпатию со стороны мастера, чтобы юнцу поучиться у мастера уму-разуму и помочь с его делами, а мастеру даже отдать ученику копии некоторых своих чертежей. И с тех пор, в купеческом доме в Амбуаз, где-то на дне многочисленных сундуков, это сокровище и хранилось. Шли годы, юнец стал мужчиной и отцом, его сын стал отцом, а потом и дедушка Белль обзавелся потомством. Тогда-то сокровище и пришлось кстати. Морис рос мальчиком любознательным, совал свой нос повсюду и, как поговаривали и соседи, и семья, был очень уж шумным и себе на уме. Чертежи мастера он нашел, когда ему едва исполнилось одиннадцать. Тогда же дом начал превращаться в поле для многочисленных попыток что-то из изображенного на ценных бумагах воплотить или вовсе изобрести свое. Родители его относились к увлечению сына со снисходительностью и — тайно — с любопытством. Некоторые вещи были что твоя магия — невероятными и удивительными. Только магии не существует, а наука — вот она, вершит чудеса руками Мориса. И, если совсем начистоту, наука эта впрок не пошла.

После смерти обоих родителей, утонувших на корабле вместе с частью товара, на который ушла приличная сумма, Морис, погоревав, вместо того чтобы продолжить дело отца, подался путешествовать и узнавать новое. Он проколесил по всей Европе добрых пять лет. Пока, возвращаясь домой, не встретил самую красивую женщину, которую только видел. Морис не пожалел ни времени, ни стараний, чтобы завоевать ее сердце и, в один из самых счастливых дней в своей жизни, обвенчался с ней. А потом и увез в Амбуаз.

Второй самый счастливый день в его жизни — день рождения его дочери и единственного ребенка. За ним последовал и день самый ужасный, когда прекрасная жена скончалась от родильной горячки. Перед смертью она смотрела на новорожденную и повторяла, какая она красивая. Морис решил, что так дочь и назовет.

Несмотря на жуткое горе, жизнь продолжалась. Ребенка надо было как-то кормить и при этом окружить любовью и заботой, чтобы росла Белль не в доме, в котором правят боль и отчаяние. И Морис, надо отдать ему должное, отцом был прекрасным. Поддерживал дочь во всех ее начинаниях, делился своими идеями, когда она лезла посмотреть, что папа делает со своими странными устройствами, учил ее езде на лошади, грамоте, а потом и поощрял чтение и познание нового. Даже рассказал, что не Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот.

Город уже давно считал Мориса странным; стоило Белль подрасти, как она тоже начала ловить на себе косые взгляды. И было за что: то она возилась с отцовскими изобретениями, то читала, то ходила с мечтательным выражением лица, будто не видя ни улиц, ни людей. Да и в церковь иногда Дюпоны не приходили на воскресную службу. Если бы их не считали блаженными, то считали бы еретиками.

Детство Белль прошло странно, иначе и сказать нельзя. С одной стороны, ей редко удавалось поиграть с другими детьми; с другой — у нее было достаточно занятий, чтобы об этом не жалеть. Ее брали в игры с неохотой, но не относились враждебно, никто не клеймил ее плохими словами, но и своей не считал. И понимание Белль находила только дома. Иного она не знала, иногда поглядывала на других детей с небольшой завистью, но, в целом, относилась к своему положению спокойно.

Проблемы начались, когда она из угловатого ребенка превратилась в молодую женщину. На нее положил глаз местный капитан стражи и проходу не давал. И все вокруг будто сговорились. Завидный жених, говорили те, кто постарше, чего тебе не люб? Глупая, говорили ровесницы, каждая была бы счастлива выйти за него. И чем дольше это продолжалось, тем больше враждебности Белль встречала. Гордячка, дурочка, сумасшедшая — как ее только не называли. Будто замужество, которое в ее возрасте уже должно бы случиться, было самым главным в жизни. Впрочем, так говорил пастор; так говорили все вокруг. А Белль просто хотелось посмотреть на мир, побывать там, где когда-то был ее отец. Хотелось, чтобы жизнь была увлекательней, чем серые дни, пролетавшие друг за другом и разбавляемые только красочными приключениями персонажей из книг. Прячась за своими мечтами и по проулкам, когда видела капитана Гастона, Белль выиграла себе год. А потом судьба вновь крутанула колесо.

Морис не был дураком и потратил не все сбережения, оставленные ему в наследство. Того, что было, хватало и на приданное Белль, и на спокойную старость ему самому. В деньгах не было нужды; нужда была в счастье дочери. Она мечтала повидать мир, а этого Морис ей дать не мог. Не при таком скудном запасе средств. Только это толкнуло его согласиться на весьма спорный заказ: Гастону, тому самому, которому взбрело в голову жениться на Белль, нужен был танк Да Винчи для защиты города. Как именно он прознал про чертежи этого танка, хранившиеся у Дюпонов, он говорить отказывался. Зато, известный в городе тем, что деньги для него никогда не были проблемой, предлагал баснословную сумму за заказ.

Белль, почувствовавшая неладное еще с первого визита Гастона в их дом — чтобы поговорить о деле, — уговаривала отца отказаться. Что-то было не так. Не только в непонятных и неуловимых предчувствиях или шепотке ветерка. Что-то было не так и с Гастоном. Войдя, он смерил Белль взглядом, будто оценивал племенную кобылу, а потом ни разу в ее сторону не посмотрел. И все это при том, что на улочках города он мог взгляда с нее не сводить, доведись им встретиться. А тут, даже когда Белль поставила перед ним кружку, притворялся, будто эту кружку ему принесли маленькие, невидимые феи. Да и говорил он как-то ладно, будто провернул этот диалог в голове не один раз. Так на улицах он не разговаривал: Гастон не казался совсем уж глупым, но часто отвлекался на самолюбование, буквально пару слов сказать не мог, без того, чтобы не восхвалить себя хоть как-то. Белль это знала слишком хорошо: совсем не встречаться с Гастоном у нее не получалось и разговаривать им приходилось. Все это, включая, конечно и предчувствия, заставляло Белль раз за разом просить отца отказаться. Даже во время постройки танка, даже после ее завершения.

Морис дочь не слушал. Для него это был шанс дать ей то, чего она так искренне желала, сделать самый важный подарок. И предвкушение затмевало его разум. Но не настолько, чтобы не исправить оплошности в чертежах или ошибиться при строительстве. Когда танк уехал — крепкий, готовый отпугнуть от города любого врага, Морис торжествовал. Пусть ему пришлось потратить приданное Белль на ресурсы и даже запросить часть денег у Гастона, вернуться все это должно было сторицей.

Вернулось оно кошмаром. На следующий же день танк, как потом объяснит Гастон, вышел из-под контроля и обстреляв дома, находившиеся поблизости, взорвался. Благо, те, кто был внутри, успели унести ноги. И теперь Морис был должен нескольким жителям города деньги на отстройку домов, а самому Гастону — все, что он дал на ресурсы для танка. И тот, будучи человеком, как он сам сказал, милосердным, отдаст долги горожанам, чтобы люди побыстрее смогли залатать свои дома. Так что Морис должен остается только самому Гастону.

Дав этой мысли обосноваться в головах Дюпонов, он не появлялся на их пороге больше двух недель. За это время Белль выплакала все слезы, а Морис, кажется, стал бледной тенью самого себя. Он раз за разом проверял чертежи, даже сходил посмотреть на танк, но не нашел ничего, кроме обгоревшего мусора. Не могло такого случиться, лихорадочно шептал он, когда вместо того, чтобы отрешенно смотреть в одну точку, вскакивал и вновь проверял чертежи.

Белль молчала. Она не верила, что отец мог ошибиться. Не верила, что такая конструкция могла «выйти из-под контроля» — для нее чертежи были настолько же понятны, насколько и для отца — не верила ни единому словечку Гастона. Но не знала и не понимала, что там произошло и как ей свои подозрения подтвердить, не говоря уже о том, чтобы что-то доказать.

Город стал еще враждебней, Белль заметила это в первый раз, когда пошла с отцом, посмотреть на место, где все случилось. Теперь на них смотрели так, будто они стали врагами. А, может, в умах горожан и стали. Выходить на улицы не хотелось, терпеть эти взгляды не хотелось, слышать шепотки за спиной — тем более не хотелось. Но по шепоткам хотя бы было понятно, что никто не знает, что произошло и обвиняет Мориса только потому, что он построил этот дьявольский механизм.

Когда чуть больше, чем две недели с того ужасного дня прошло, Гастон пришел в их дом, точно лучик солнца: сияющий улыбкой и смотрящий добро. Недостоверно добро, подумалось тогда Белль и она оказалась права.

Отдай мне свою дочку, Морис, я прощу твой долг и даже не попрошу приданного, смогу обставить все так, чтобы тебя перестали винить в этом кошмаре. Белль, слушая это, кусала губы. Отец прекрасно знал, что она и думать не хотела о том, чтобы выйти замуж за Гастона. И, когда Морис нахмурился и открыл рот, чтобы отказать, Белль его опередила. Согласна, сказала она. Гастон разулыбался довольно. Но улыбка его увядала, пока к согласию добавлялось условие. Помолвка будет заключена как договор для будущего брака, но отцу будет дано несколько месяцев на поиск средств, чтобы расплатиться с Гастоном. И, успей он это сделать, свадьба не состоится.

Выходя из их дома, Гастон бросил напоследок, что им не найти столько денег, и сплюнул на порог, но Белль и Морис выдохнули с облегчением. Найти деньги, рассчитаться с долгами, а потом бежать из города, вот что они решили ночью, под светом луны, шепчась.

И началась работа. Белль засела за написание писем, предлагая изобретения отца всем, кто мог быть заинтересован: герцогам, маркизам, графам. Отец же трудился над созданием самых надежных и смертоносных орудий. Война, говорил он, продается дороже. И был прав. Под двадцатилетие Белль у них, наконец-то, появился заказ, вознаграждение за который покрывало и долги, и даже побег.

Оставалось его только доставить в далекую Нормандию.

Связь с вами:
Частота появления на форуме: как пост принесут, так и появлюсь (надеюсь, каждый день).