Он устал. Он лез из шкуры вон последние двадцать четыре часа, и всё в пустую. Пытался быть лучше, как она вечно того хотела. Пытался быть учебником хорошего тона во плоти. Чёрт возьми, да он даже к Чармингу обратился за советом, как вернуть девушку! Голд фыркнул, идя в ночь. Он пошёл к Чармингу. Просто к "образцу" лебединой верности, никогда не изменявшему своей жене, а теперь валившему всю свистопляску между ним, Мэри-Маргарет и Кэтрин на то, что проклятье попутало. Просто психолог уровня Фрейда, рефлексируюищий и читающий людей, как открытые книги. Просто эмпат уровня бог, только почему-то не видевший, что его советы работают только для него.

Что и говорить, что советы твердолобого принца для Тёмного не сработали? И Тёмный, с которым в городе считались все, от грузчика до мэра, от оборотней до Спасительниц, просто выставил себя круглым дураком на худшем свидании со своей девушкой.

"Своей ли?" — она его не только не помнит вовсе, но и не хочет вспоминать.

Но не это хуже всего, он бы заставил вспомнить, будь бы у неё хоть малейшее желание. Ему не впервой вывозить желания на своём упрямстве и безграничной магической силе впридачу.

Он увидел кристально ясно, что был просто не нужен Белль, или Лейси, как она теперь звала себя сама. Пусть это всё запустил Крюк, которого убить было мало, пусть по итогу воспоминания Белль подменила Реджина — ох, он этого так не оставит — память можно было украсть, образы прошлого можно было заменить, но сути человеческой, как он убедился, живя в проклятом городе и наблюдая за его обитателями двадцать восемь лет, не сотрёшь и не заменишь никакой магией. И в сухом остатке выходило так, что Белль в нём не нуждалась. Строго говоря, он всегда подзревал, да даже знал в душе, что такой, какой есть, он был никогда ей не нужен. Ей нравилось играть роль спасительницы, прямо как Свон, победительницы, не дракона в пещере, но чудовища, сидящего внутри другого человека. Румпельштильцхен нравился ей только, когда вёл себя так, как нужно — как ей нужно — но стоило отклониться от идеального, бездеятельного курса, чтобы действовать решительно, даже когда жестокость была нужна, просто необходима, чтобы предотвратить больше крови и жертв в будущем, то Белль тут же отворачивалась, даже, по сути, вставала на сторону врага. Она сказала, в больнице, что чувствует людей, и он очень хотел в это верить, всегда. Но чувствовала ли она его? Позвонила ли она ему, после его звонка, когда он был готов распрощаться с жизнью? Попробовала ли узнать через мед персонал контакты тех, кто бы сказал, что с ним? Была ли она на его стороне, когда против него ополчались, хотя бы для вида перед этими ополчившимися, отложив выяснение отношений на потом?   

Мысли об этом были хуже воспоминаний своих дрожащих, как у мальчишки, рук на свидании с Белль — с Лейси. Возможно, надо было отказаться от неё давным-давно. Он даже попробовал это сделать, отдав ей ключи от библиотеки. Он знал, что ему стоило попытаться ещё раз.

Знал, но больше не мог отказаться, когда не захотела уйти. Потому что сам хотел, чтобы его любили. Чтобы она его любила. Чтобы родной сын, за возможность найти которого он пожертвовал целым миром, его любил. Любили как угодно. Пусть так, пусть не за него самого, пусть за иллюзию того, каким хотели его видеть. Потому что он сам любил их до одури, но тоже как умел.

Но всё в ответ обращалось прахом и нравоучениями. Он, самый могущественный маг, просто всё делал не то и не так. Как он ни пытался и ни боролся за них, с другими, против всех, с самим собой, против самое себя.

Стук трости отдавался по тихой ночной улице, пока он шёл к чёрному кадиллаку, а внутри всё кипело от ярости и горечи. От ярости, пожалуй, больше.

И этот ублюдок, который лапал Белль — Лейси — раньше, не мог найти момента хуже, чтобы попасться Голду на глаза.

Румпельштильцхен кивает на жалкие попытки в извинения, особо не слушая. Только вспоминая, что этот подонок в своё время ещё и открыто высказал, что был бы не прочь позабавиться с Белль.

И даже у этого ободранного шерифа Ноттингемского было сегодня больше шансов с ней, чем у Голда.

— А я так старался ходить по струнке. — Замах тростью — и удар нечеловеческой силы обрушивается прямо на голову подонка. За ним ещё, и ещё, и ещё один. Правда, что от боли может помочь боль, не своя, так чужая. Голд бьёт остервенело, в лицо, в нос, в голову, прямо позолоченной рукояткой, уже багровеющей, скалясь, пока ублюдок, не способный даже защититься толком, не оказывается на асфальте.

И вдруг он скорее чувствует её присутствие, чем слышит стук высоких каблучков.

"Белль"

Нет.

— Лейси.

Она подходит чуть ближе, и он думает, почему она не бежит прочь, звонить в полицию, например, чтобы помочь этому подонку на асфальте. Она же всегда им сочувствовала.

— Так это правда, что о вас говорят?

— Да, это всё правда, — а с правдой не спорят. Вот она, прямо тут у машины валяется и стонет от сломанного носа и выбитых зубов.

— Вы, вы не тот, кем я вас считала...

Ожидаемо. Суть человека не сотрёт никакая магия. И Белль оставалась Белль.

Она вдруг смеётся.
— ... и я рада.

"Что?" — он подумал, что ослышался. Белль рада тому, что он сейчас избил кого-то — пускай и за дело? Это, конечно, был не её отец, ставший жертвой обмана Реджины, но всё же, Белль вечно защищала всяких прохвостов, не считаясь с возможными последствиями.

Вот именно. Белль защищала. Но сейчас перед ним Лейси. Не следует ли самому не повторять чужих ошибок, принимая желаемое за действительное, натягивая свой образ на другого человека, как целофановый пакет на голову?

— У вас, правда, настолько темная душа, как говорят.

Что там говорил Чарминг? Стать для неё тем, в кого она влюбится? Что ж, прямо сейчас он был более чем готов последовать этому совету.

— Темнее, дорогуша, — он перехватывает в руке трость, глядя прямо девушке в глаза. — Намного темнее.

Удары такой силы, которой никто бы за Голдом не заподозрил, снова сыпятся на едва пришедшего было в себя поверженного и хрипящего шерифа. По разбитому в кровь лицу, по рёбрам и плечам. И с каждым из них гнев и ярость выходят, освобождаются, пока жертва катается по земле, слабо прикрываясь руками.

— Ну, что, золотко, ночь юна, так продолжим наше свидание? — голова слегка кружится, как от хорошего алкоголя, когда Голд, выпрямившись, резко привлекает Лейси, которая вовсе и не думала убегать или куда-то звонить, за талию к себе.
— У меня тут, правда, парочка должников, к которым сперва надо бы... — он многозначительно смотрит на скулящего ублюдка на асфальте, и безжалостно скалится, — нанести визит. Поедешь со мной?

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...

"Весело?" — Голд посмотрел на мелодично, точь-в-точь как Белль, смеющуюся Лейси, прямо, и расплылся в хищной улыбке, не достигшей его почерневших глаз. Если Лейси любила острые ощущения, то его план был то что нужно, то, что им обоим нужно.
— Весело будет, дорогуша. Мы с тобой совместим приятное с полезным. Наведаемся к одной небольшой кучке гангстеров, которые мне задолжали крупную сумму, а оттуда к одному парню, по имени Джек, выстроившиму себе прелестный домишко с бассейном и теннисным кортом, и тоже не без моей финансовой поддержки. А она, как ты понимаешь, не безвозмездна, — пнув в бок избитого подонка, который хрипнул и отполз подальше от машины, Голд открыл девушке дверь и выгнул бровь, будто бросая вызов, сядет ли в машину к тому, кого вообще не знает.

И Лейси снова подтвердила, что она не из робкого десятка, забравшись на пассажирское сидение. Хотя бояться ей было и впрямь нечего: он бы ничего ей не сделал, пальцем бы не тронул, скажи она хоть слово против, и любой, кто бы попробовал бы её коснуться, да хоть взглянуть на неё косо, тоже близко познакомился бы с его тростью.

Ретро-кадиллак мягко выехал с парковки и прямо к магазину алкоголя, где продавец, хотевший уже закрываться и сперва скучающе заявивший, что после десяти алкопродукцию не продаёт, едва рассмотрев Голда, быстро изменил своё мнение, с опаской сказав, что продаст всё, что угодно, и в страхе напомнил, что ренту он уже исправно заплатил.
— Знаю, это не "Кроличья нора", но не всё сразу, для разогрева хватит местного. Бурбон? Джин тоник? Ямайский ром? Я за рулём, присоединюсь позже, а ты выбирай, — широким жестом указав на полки с самым дорогим алкоголем, которого и в барах не отыщешь, будто они и так все были его, сказал Голд.

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...

А Лейси оказалась скромницей в плане покупки алкоголя, даже несмотря на то, что платил на их свидании, как и, чёрт побери, положено джентльмену, Голд. Он залюбовался тем, как девушка прикусывает губку, совсем так же, как когда он привлёк её к себе, и улыбнулся, когда его предложение было встречено благосклонно, да ещё на все сто процентов. Всё верно. Зачем соглашаться на меньшее, когда можно позволить себе всё и лучшее? Да хотя бы из-за того, что ты просто можешь позволить, когда другие будут только смотреть. Мелочь, а приятно.

Кстати, о приятном. То, как Лейси, будто кошка, нагнулась на низкую витрину, являло вид много более приятный, чем настоящий португальский портвейн, шотландский виски десяти лет выдержки или такое же вино. А пьянило не меньше: в наряде Лейси поза её была практически откровенной, Голд не припомнил, чтобы Белль хотя бы раз так себя презентовала, даже когда никто, корме него бы, и не увидел. Это всегда было в ней? Невероятно короткое блестящее синее платье скандально задралось, приоткрывая сильнее стройные ноги и вызывая желание помочь ему задраться ещё выше, а заодно приятные быстрые фантазии о том, как можно было бы взять хозяйку платья прямо здесь, на витрине, совершенно наплевав на факт наличия не знающего, куда себя деть, продавца. Или просто вырубить его, хорошо так вырубить, и приступить к делу с девушкой. "Рано", — за триста лет выдержки не подчинить себе подобные желания было бы позором, да и Лейси бы не оценила, снова, так что Голд только подошёл к ней и, платя за всё — больше из-за каприза похвалиться, что может это сделать, чем необходимости — касался её бедра своим, пока работник торопливо упаковывал весело звенящие бутылки в пакет.

Взять Голду его, однако, не дали быстрые девичьи пальчики, выхватив, когда Темный уже протянул к нему руку. "Поговори ещё этим голосом, дорогуша, и игры у нас с тобой будут уже совсем другие", — в глазах Голда, усмехнувшегося в ответ улыбающейся Лейси, был тёмный огонь, пока они оба выходили и садились снова в машину. Где не скользнуть взглядом по вновь красующимся на панели ногам было просто невозможно. Великолепно соблазнительные в туфлях на шпильке, чёрных чулках, кружевная резинка которых была приоткрыта от того, как стоявшая между бёдрами бутылка виски приподнимала платье, они манили Тёмного заменить эту бутылку на его руку. Как и улыбающиеся губы светящейся от какой-то почти детской радости Лейси напрашивались на поцелуи, и, чёрт, сложно было оторвать от них взгляд.

Но всему своё время.

Неторопливо авто вырулило на дорогу в направлении к районам, похожим на благоустроенный центр городка так же, как тарантул походил на лебедя: мусор здесь словно убирали через раз, редкая стена была без графити, и пара-тройка выбитых стёкол в витринах попалась. Полиция ходить сюда не рисковала, даже с подкреплением в виде доморощеной Спасительницы Свон, а вот Голд ходил. 

— Здесь не далее как вчера ДТП было. Хамер с ламборджини столкнулись, не в мясо, но смачно, капоты смялись в гармошку. Не твоих... — Тёмный снова бросил короткий взгляд на девичьи ноги, затем на Лейси, прежде чем, улыбнувшись краем губ, снова посвятить внимание дороге, — ...ног дело? Не пойми меня неправильно, они прекрасны, и если кто-то поломал себе за них машину и череп, то цена более чем справедливая.

На нужную улицу они въехали минут через пятнадцать, и там Голд увидел искомую банду за тем, чем и должны заниматься нормальные банды — грабежом: крепкие ребята, всего человек шесть, в кожаных куртках с вышитыми на них змеями ломами били стёкла парикмахерской и находящегося рядом с ней ювелирного магазина, скорее всего, первого и последнего в этом районе.
— Наслаждайся зрелищем, золотко. Попкорна не будет, но кока-кола у тебя уже есть, — притормозив в отдалении и отстегнув ремень безопасности, Тёмный подмигнул Лейси и, взяв трость, открыл дверь.

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...

Голд думал, что удержит. Не ради него, нет, а ради какой-то кучки подонков-грабителей, которых она и знать не знает, но знает, что бить их нельзя, даже если это единственный язык, который они понимают.

Не удержала. Не сказала ничего. Только улыбнулась, просто чертовски, пока в голубых глазах её плясали чёртики. И глупо было такое думать, но это словно крыльев придало, и даже нога с перебитым коленным суставом, кажется, ступала легче, когда он подходил к прямо к банде.

— Вечер добрый, джентльмены, — поздоровался Голд, желая привлечь к себе внимание орудующих ломами налётчиков, однако мерный стук его трости по тротуару уже сделал это за него: бандиты обернулись.
— Ты чё, хрен старый, попутал?! — праведно возмутившись тому, что кражу кто-то прерывает, один бритый под ноль из банды — "новенький, зелёный совсем" — двинулся на Голда с ломом наперевес, однако тут же был остановлен товарищем лет сорока и поумней.
— Э, блин, стоп. Это Голд, — басовито и нехотя, как будто какие-то приличия не позволяли спустить новенького с поводка, приструнил главарь, медведоподобный бородатый мужик, своего шестёрку. Понял тот или просто не спорил, но желания переть напролом у него поубавилось, хотя глядел он так же злобно.
— Я долго не отвлеку, ты знаешь, Уолтер. Ты брал в долг на месяц, месяц прошёл, и с тебя шестьсот тысяч.
— Шестьсот? Я, мля, пятьсот брал! — возмутился главарь банды.
— Процент. Был прописан, всё по договору, — спокойно ответил Голд, поглядывая на часы с календарём, точно отмерявшие дату и время, которое он был не рядом с Лейси. Но он обещал ей веселье, тоже заключив сделку, а Румпельштильцхен никогда их не нарушал.
— Слышь, мы сейчас вот кассу берём, вот в этой головомойной, в ювелирке, — зачастил Уолтер, и веками выработанное чутьё подсказало чётко и ясно: денег нет. Как и в кассах даже вместе взятых заведений, которым в этом задрипанном районе и развернуться было негде от кражи до кражи.
— Мы оба знаем, что там нет нужной суммы.
— Тогда во, возьми цацками! Их ты и сам толкнуть можешь, у тебя ж магаз, — сгрёбши с витрины серьги, колье и кольца, неверно блеснувшие металлом в лунном свете, Уолтер протянул охапу Голду. Одного оценивающего взгляда, брошенного на украшения, хватило, чтобы узнать лунный камень, бирюзу, кошачий глаз и не увидеть ничего, что отдалённо напоминало бы хотя бы фианиты. В любой другой день Румпельштильцхен был бы просто в ярости на скользкого должника, но сейчас, вместе с этой яростью, он чувствовал тёмную радость. То, что нужно. Ему и Лейси.
— Деньги, Уолтер. Налом.
— Да чё ты цацкаешься с этим грёбанным мудилой? — новенький не выдержал и пошёл прямо на Голда, занёс кулак.

Румпельштильцхен ухмыльнулся. 

Шоу начинается.

Мгновенно Голд вдарил тростью в челюсть напавшего, так что тот рухнул на спину. Кто-то, по голосам, брат "зелёного", мужик крупнее, тоже пошёл прямо на ростовщика, перехватившего трость, и, едва гангстер приблизился, увернулся от удара и ударил в живот и в шею.  Все участники были как звери, почуявшие кровь. Преступники были крепкими, вставали снова, но тут же получали удар тростью, кулаком или лбом в ответ на нападение. Уолтер, вместе с ещё одним из банды тоже получивший своё, что-то крикнул, чёрт знает, что, но на Голда пошли уже трое. Ошибкой одного было то, что он побежал вперёд остальных, за что и поплатился: притянув его к себе рукоятью и дав в морду, Румпельштильцхен с рычанием швырнул его с нечеловеческой силой в приблизившихся двоих, так что все трое вылетели на проезжую часть.
— Не тому вы, ублюдки, перешли дорогу, — прошипел Голд, вновь перехватив трость и, стуча ей об асфальт, пошёл прямо на смотрящего на него во все глаза главаря. Кровь шумела в ушах, адреналин зашкаливал, но вдруг раздался грохот, что-то острое толкнуло вперёд и спину пронзило болью. "Козлы!" — да конечно у них были стволы!
Но если они думали, что это им поможет, то ошиблись. Пуля, выпав из заколдованного тела, звякнула о черноту асфальта, когда очередной мужик, уже с ломом набросился на Голда. Голд блокировал лом тростью, отвёл в сторону и въехал кулаком в ухо напавшему и тут же вдарил тростью в грудь бежавшему следом второму. Со стороны дороги кроме мата гангстеров донёсся визг колёс, и вдруг мат резко сменился на стук
трёх ударов. "Лейси?!" — даже жажда крови на миг отступила, когда он увидел, что девушка сбила трёх ублюдков, растерявших пистолеты. И этим воспользовались получивший тростью в грудь и Уолтер: первый резко схватил Голда в захват, а второй с размаху зарядил кулаком в лицо раз, второй, третий. Челюсть обожгло болью, ещё и ещё раз, рот заполнился вкусом железа, перед глазами поплыло. Но, окалившись, Голд схватил державшего его сзади за плечи и швырнул в недоразбитую витрину парикмахерской. Уолтера, пошедшего на него, вернув трость в руку магией, ростовщик ударил в солнечное сплетение и потом с размаху рукоятью по голове, и тот рухнул на сверкающий выбитым стеклом асфальт.

Голд дышал, как после быстрого бега, в ушах всё ещё пульсировала кровь. Сердце колотилось, шум в голове от ударов сменялся лёгкостью: магия лечила лучше всяких врачей. Он посмотрел на трусливо ковыляющих в проулок трёх ублюдков, на раскиданных трёх по асфальту, скулящих, как побитые собаки. Вкус железа во рту напоминал о произошедшем лучше, чем что бы то ни было. И чёрт, как же ему было хорошо! А чей-то мелодичный смех вторил этому чувству.

— Мистер Голд?

Он резко обернулся на голос, но это была только она. Его девушка. С блестящими глазами смотрящая на него. Не бежавшая прочь. Не ставшая просто зрителем, а, чёрт побери, сбившая троих подонков с пистолетами, когда они хотели в него стрелять. А что у неё в руке? Лом? Она и в драку с ними собралась броситься? Именно с ними за него, а не наоборот. Боги, да за такое, за Белль — Лейси — на его стороне, он бы подобных ублюдков каждый день пачками клал!

— Лейс... — он не договорил, как девушка притянула его к себе и впилась в губы поцелуем. Адреналин, поутихший было, набрал обороты быстро, как и сердцебиение, и не только. Голд ответил тут же, с силой прижав её к себе за талию, врываясь в её рот языком перехватывая инициативу. Поцелуй был страстным, жадным, даже грубым, а вкусы крови и виски мешались на языке со вкусом губ девушки. На миг отстранившись, чтобы восстановить дыхание после драки и головокружительного поцелуя, мужчина мягко взял Лейси за подбородок, смотря на неё горящими тёмным огнём глазами. Помада её размазалась, на её щеке была и его кровь, и он даже не думал что-то с этим делать. Лейси выглядела как дикая кошка, разгорячённая, довольная, и столь же дико соблазнительная.
— В машину. Сейчас, — гортанно прорычал он, и, как мог быстро с покалеченной ногой, увлёк девушку, невероятно резво ходившую на шпильках, из холодеющей ночи в авто.

Там они, правда, столкнулись с проблемой. От жарких поцелуев даже лобовое стекло запотело, так что холодно быть не должно было, но вот на пути к большему оказалось слишком много препятствий. Пытаясь прижать к себе Лейси как можно ближе, сидя на водительском сидении и спускаясь с жадными поцелуями к её скулам, к шее с бьющейся венкой, к тонким ключицам, лаская рукой её бедро, Голд проклял всё на свете, особенно не отодвигавшиеся достаточно сидения, резкий сигнал, который он чуть не принял за чужой, и то, что даже пальто было не снять и оно повисло на одной руке, как и тренч у Лейси. Самый финиш наступил, когда в запале девушка умудрилась отодвинуть рычаг и переключить передачу, а Голд нажать на газ. Кадиллак бодро рванулся вперёд, и ростовщик, выругавшись, в срочном порядке схватил руль и дал по тормозам. Судя по тишине, они никуда, и ни в кого, не врезались.

— Я никогда не хотел разломать свою машину, но всё бывает в первый раз, — растрёпанный, в сердцах высказал он. А стоило посмотреть в смеющиеся глаза Лейси, как вдруг он и сам почувствовал зарождающийся смех, и вскоре уже оба хохотали в голос. Голд и сам не понимал, почему, но просто смеялся, как, наверное, никогда с Белль, а с его чёрной души будто падал огромный камень. Аж в углах глаз слёзы от смеха выступили, когда он вновь привлёк девушку в страстный поцелуй, ставший нежнее под конец от почти незнакомого чувства благодарности. Кажется, он даже прошептал "спасибо", пока зарывался пальцами в собранные в сложный хвост шёлковые волосы девушки.

— Пристегнись, золотко, я знаю отличое место, где нам обоим понравится, — пообещал он, и, выпустив Лейси, стер пот с окна, завёл мотор и повёл машину в ночь, поглаживая рукой колено девушки.

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...

Конечно, не пристегнулась. Зато вновь уложила свои великолепные ноги на переднюю панель, и, боги, было крайне сложно управлять машиной теперь, когда он был на взводе после драки и того, как близко была Белль — Лейси — самая желанная женщина на свете. Если её пьянил алкоголь, то Голда, совершенно невосприимчивого к головокружительному эффекту спиртного, пьянил её томный взгляд, горящие румянцем щёки, прикусанные губы, стройная фигурка под маняще задранным блестящим платьем. А стоило пальчикам Лейси переместить его руку чуть выше, пока собственные пальцы мужчины не коснулись нагревшейся от её бёдер бутылки, ко всему добавился ещё и шёлк её кожи над чулком, которую он мягко погладил, так сильно желая подняться выше. "Такое надо запретить на законодательном уровне, и удовольствие будет ещё острее", — не занятая Лейси рука Голда сжалась на руле, когда он бросил взгляд на раскинувшуюся на пассажирском сидении девушку.

И на миг замер, прежде чем вновь повернуться к дороге.
Разбросанные по спинке сидения каштановые локоны, свободные от сложного хвоста, пара из которых падали на грудь девушки, так напомнили ему свободные причёски Белль, в самом начале их знакомства в Зачарованном лесу, такого неудачного, и в самом начале её свободной жизни в Сторибруке. В чёрное сердце что-то кольнуло не хуже пиратского крюка, взгляд стал жёстче. Может, то, что она говорила ему про переделывание себя, то, как перебегала на чужую сторону, давя на больное — это его искупление? Его сдача за то, как он подло поступал с ней в самом начале? Румпельштильцхен прожил достаточно лет, чтобы знать: платить надо не только за магию, в этой жизни воздаётся за всё. А также он прожил достаточно, чтобы прямо сейчас хотеть просто забыться, ничего никому не быть должным и снова поймать лёгкую тёмную волну.

И соблазнительный голос Лейси в самое ухо был тем, чем нужно. Вот только из-за него и мягких губ так близко, стоило Голду слегка прикрыть глаза, как перед кадиллаком, выехавшим с дороги, тут же возник увесистый знак "Добро пожаловать в наш торговый центр!". Да и, как по волшебству, пропал, стоило Голду, мигом сосредоточившемуся, пошевелить рукой на руле. Мужчина с притворным вопросом в потемневших глазах глянул на озадаченную Лейси, пахнущую свежей малиной, его одеколоном и виски, и ухмыльнулся. Она — Белль — должна была понять про магию, когда всё вспомнит, но теперь, раз уж с воспоминаниями не клеилось, почему бы не поудивлять её чем-то из ряда вон?
— Уже совсем недолго, — пройдясь пальцами по рулю, мягко повернувшемуся в нужную сторону без участия водителя, Голд выпустил руль полностью и привлёк Лейси в глубокий чувственный поцелуй. Лаская её нёбо языком, зарываясь пальцами в пышные каштановые локоны, мужчина вовсе не смотрел на дорогу, и, кажется даже для любящей приключения девушки, напрягшейся и поглядывающей в лобовое стекло, это было слегка чересчур.
— Ничего не случится. Смотри, — Голд только тихо посмеялся, ласково поглаживая её щёку. Приижав Лейси лбом к своей щеке, он вместе с ней посмотрел в ночь. Машина плавно ехала по улицам, ныряя и выныривая из конусов жёлтого света фонарей, мягко и вовремя сворачивая даже на самых крутых поворотах. Сменялись за окном улицы, быстро остался в прошлом задрипанный район гетто, мелькнули в окне магазины центральной улицы, в том числе собственный магазин Голда, кафе "У бабушки", школа. Дорога уводила всё дальше и дальше, уже обзаводясь ровно подстриженными кустами можжевельника по краям. И всякий раз, когда чёрный кадиллак подъезжал к перекрёсткам, его встречал зелёный свет.
Проведя рукой и взглядом потемневших глаз по ноге девушки от щиколотки вверх, мужчина огладил её бедро, коснувшись внутренней стороны, и, взяв бутылку, сам сделал большой глоток, повернулся к Лейси.
— Страшно? — приглушённым голосом с полуусмешкой спросил Голд, а в хитром взгляде его был вызов.

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...

Кажется, он всё же слегка убил лёгкое возбуждённое настроение, царившее в машине: для этого "нет" девушке потребовалась пара хороших глотков виски. А затем пошли расспросы, хотя на что он ещё рассчитывал? Лейси была искательницей приключений — ещё одна черта Белль, пусть и совершенно в другой плоскости — однако далеко не из тех глупцов, кто закрывает глаза на странности. Пусть бы сейчас самому Голду хотелось бы закрыть глаза на всё и просто жить моментом. Искупало этот вопрос то, как соблазнительно девушка прикусывала при этом губку, за это можно было легко простить остальные фразы.

Да и как будто было что-то такое, чего бы он не смог ей простить.

— Что вы такое, мистер Голд?
Ростовщик откинулся на сидении, глядя в ночное небо за лобовым стеклом, когда девичьи пальчики, помешав ему открыть дверь, цепко ухватили его за плечо. Ему ответ был очевиден, но за пять минут обяъснять это он мог бы с тем же успехом, с которым заставлял девушку вспоминать, кто она такая, в больнице.
— Как там было у Гёте в "Фаусте", "я благо, что желает силы, и вечно совершает зло"? Давно читал, а похвастаться этим возможности всё не было, — слегка усмехнулся мужчина, затем повернулся к Лейси, глядя в её внимательные, несмотря на выпитый крепкий алкоголь, голубые глаза. Отпускать после такой туманной фразы она его даже не думала, что нисколько не удивляло: если Белль что-то взбрело в голову, остановить её практически невозможно, особенно если дело касается какой-то тайны для неё.
— То, что я могу несколько больше других, не сильно мешает мне, помимо прочего, быть скромным владельцем магазина, — он взял сжимающую его плечо руку в свою и поднёс к губам. Вопрос, насколько девушка поверит в то, что он собирался сказать, если в больнице так и не смогла поверить ни единому его слову?

А хотя, не всё ли равно? Это только её выбор, и этот выбор не изменит его самого и его сил. В конце концов, он же не чёртова фея, эти без веры жить не могут.

— Мне нравится, — "всегда нравилась", — твоя догадливость, и то, что ты спрашиваешь прямо. Да, это магия, скажу больше, лишь малая её часть. Как, например, это, — мягкое движение большого пальца по пальчикам девушки — и на каждом пальце появилось по инкрустированному драгоценными камнями кольцу.
— Предвосхищая возможный вопрос, почему я не творю что-то, как сегодня, каждый день или каждый миг, скажу: на то есть отдельные причины, — одна из которых сидела на соседнем сидении, вовсе об этом не подозревая, а вторая сейчас, наверное, или спала, или была с местной Спасительницей. — А, помимо них, колдовать, это... всё равно что, например, играть музыку или делать деньги. Даже если тебе очень нравится и ты это хорошо умеешь, не будешь ты этим заниматься каждые пять минут.

— Хотя, — в глазах Голда снова появился огонёк, когда он посмотрел на Лейси, а затем на большой дом в боковом стекле позади неё, — это может зависеть от зрителя, — а ещё от головокружительного ощущения свободы делать, что вздумается, которое давал конкретный зритель в машине.

— Пойдём, — выйдя, Голд обошёл машину, постукивая тростью, и открыл Лейси дверь и протянул руку, быстрым щелчком пальцев заставив открыться высокие кованные ворота. Люминисценция вдоль дорожки к дому тоже зажглась мягким персиково-жёлтым светом, словно приглашая войти.

*у Гёте в "Фаусте": "Я сила, желающая зла и вечно совершающая благо"

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...

Реакция и удивление Лейси на его магию были бесценны, однако пара трюков вовсе не испугали девушку, напротив. Если он и хотел добиться заинтересованности, то добился её сполна. Приобняв прильнувшую Лейси за талию, ведя её к дому, который построил Джек, Румпельштильцхен и сам улыбнулся на слова про то, что она благодарный зритель, чего только стоило её поражённое лицо, пока они ехали на зачарованной машине. А за этот соблазнительный шепоток, так приятно пощекотавший ухо, он был готов колдовать хоть всю ночь напролёт. Как вариант, одеть Лейси в золото с ног до головы, или подорвать к чёртовой матери монашескую обитель, где обретались нынче феи.

Ну да насчёт чего-то огненного план у Тёмного уже был, и креп этот план с каждым шагом ближе к идеальному до чёртиков дому. Голд глянул на часы. Стрелка почти подошла к полуночи, чтобы сменить на хронометре сентябрь октябрём. Идеально, в сделке с Джеком с него взятки будут гладки.

Разве не в сделке с Лейси, которая требовала ответов. Голд в притворном удивлении глянул на неё, когда она сказала про кольца, как если бы спрашивал, разве надо больше драгоценностей, а в ответ на слова про эльфа или дракона посмеялся. Для эльфа он внешностью не вышел, а дракона как-то и сам по контракту от одного короля победил и пустил на камзол. Знал бы тогда тот король, что тот дракон был единственным, что сдерживало огров в горах от спуска в долины и опустошения всего съестного, в том числе людских городов и деревень, то десять раз бы подумал, стоили ли несколько коров и овец в месяц той опустошительной затяжной войны, где число жертв шло на сотни.

Странно было осознавать, что если бы не это, с Белль он бы так никогда и не познакомился. И не влюбился бы. Не смотрел бы прямо сейчас, с задумчивой улыбкой, как она — Лейси — с совершенно очаровательным детским любопытством, идя спиной к дому, заваливала его вопросами, не про книги или что купить, нет, а про магию. А ведь Белль магия, кажется, стала пугать тем сильнее, когда она осознала себя в немагическом мире. Или она всегда её пугала, даже в Зачарованном лесу, где волшебство — это такая же обыденность, как медведь в диком лесу: всегда есть шанс встретить?

За этими мыслями Голд вдруг увидел, что девушка полетела спиной вниз.

— Осторожно! — он выбросил руку вперёд, и девушка застыла прямо в воздухе, в нескольких сантиметрах от бетонного крыльца. По негласному соглашению, Румпельштильцхен никогда не использовал свою магию непосредтсвенно на Белль, робкую и хрупкую, кроме того ужасного случая на дороге, однако сейчас он плавным пассом снова поставил её на ноги. А стоило вспомнить, как её подстрелили, так же магией притянул к себе, прижал одной рукой за талию, словно никто не мог её у него отнять, и глубоко поцеловал.
— Почему "вечно совершает зло"? Так получается, золотко, — в перерывах между поцелуями говорил он, а затем нагнулся совсем близко к её ушку, горячо шепча и касаясь губами. — Например, будь мы в какой-нибудь дурацкой сказке, я бы запер тебя в огромном замке, где бы ты никогда бы ни в чём не нуждалась, где бы всё было к твоим услугам, а ещё где бы тебе никогда ничего не угрожало. Но тебе бы это совсем не понравилось. И я так не сделаю, не смогу больше.

— А ещё не смогу сейчас глупо подхватить тебя на руки и перенести через этот злосчастный порог, — перешагивая через крыльцо, сказал Голд, и взглядом указал на покалеченную ногу.
— Зато могу... — не окончив фразы, мужчина взмахом руки открыл тёмно-зелёную вохдную дверь и таким же взмахом зажёг свет в просторном холле, с висящей на потолке люстрой, двумя лестницами на второй этаж и открывающейся впереди столовой с дверью на патию. Ростовщик глянул на часы. Пять минут первого, а суммы ему на счёт так и не пришло, он чувствовал это.
— Так, — щелчок пальцев — и всё вокруг, стены, лестницу, двери, картины объяло вдруг яркое рыжее пламя. Оно ревело, словно горело всё очень давно, а не только что внезапно вспыхнуло. А стоило Голду совершить пасс, как тут же пламени или какого-то ущерба от него как ни бывало.
— Скажем так, я такому учился по ускоренной программе, — сложив руки на рукояти трости, Тёмный вспомнил все уроки Зозо, сидевшего у него в уголке разума словно мрачный молчаливый пассажир. — Иным колдунам требуются десятилетия, чтобы овладеть подобной силой, мне же, скорее, нужно было её сдерживать. А что до подобных мне... есть похожие, но со мной по мощи один на один им не тягаться. И что же я такого показываю, ты не договорила.

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...

Глядя на то, как девушка, после практически испуга, теперь с любопытством ощупывает неопалённые стены, на которых и пятнышка золы или гари не было, как и в воздухе их запаха жжёного, Румпельштильцхен чувствовал, что будто вернулся на миг в Зачарованный лес. Где волшебство было естественно, пусть бы на магов смотрели с опаской — да и, в принципе, справедливо, на королей смотрят так же —  где творить его перед чьими-то глазами было так приятно во многом из-за того, как эти глаза вдруг округлялись из-за чуда наяву, порой чуть ли из орбит не вылезали. Лейси, конечно, была далека от такого глупого выражения лица, однако она точно впечатлилась, к вящему удовольствию Голда. Следя за тем, как по-кошачьи плавно она проходит по холлу на своих каблучках, проводя рукой по обоям, он бы соврал, если бы сказал, что не ждал ещё и каких-то слов в дополнение к совершенно прелестному поражённому выражению на её лице.

— А я бы заперла, вас. В замке.

Сказала просто, не боясь. Завлекательно улыбнувшись, обещая так много одним взглядом. Его запереть? "С огнём играешь, золотко", — и будто ему самому это не понравилось. Ухмыльнувшись и чуть прищурив тёмные глаза, Румпельштильцхен слегка покачал головой, оценивающе глядя на Лейси. Его заперли только однажды, в подземельях, Золушка с Белоснежкой, вечной затычкой в каждой бочке, за что и поплатились, пусть месть свершилась не прямо его руками. Хотя сейчас речь шла о гораздо более приятном месте заключения. И, возможно, он бы пересмотрел свои взгляды на запирание её вместе с собой. 

Проследовав за ней в столовую, Голд усмехнулся. Зачем показывает? Разве ранее они не сошлись на том, что она зритель, а он развлекает и её, и себя? Однако, похоже, не сошлись, по крайней мере, Лейси в итоге отчего-то не верила в собственные слова. Мало того, она боялась, что он сотрёт ей память. Что было последним, что он бы мог сделать сегодня, завтра, через неделю, годы.

Пора было ей уже понять, что рядом с ним и волос не упадёт с её головы.

И он заставит её это сделать.

— То, что я хочу — это прямо противоположное тому, чего ты боишься, — приблизившись вновь, Голд зарылся пальцами в пышные каштановые локоны и, лизнув нижнюю губу Лейси, тягуче медленно поцеловал девушку. Не торопясь, чуть сжимая в руке её волосы, лаская её язычок, прикусывая чувственные губы. Не отвлекаясь даже, мужчина взмахнул рукой, и обоих захватила плотная фиолетовая дымка. Один миг — и они оказались уже перед открытой дверью в просторную спальню.
— А кроме того, я хочу, — вновь касаясь губами ушка девушки и целуя в шею рядом, чувствуя, как бьётся её пульс и тяжелеет собственное дыхание, Голд наступал на девушку, заставляя отступать прямо к большой кровати, — чтобы ты стонала. Громко.
Когда дальше отступать было некуда, оба рухнули на кровать, на которой совершенно идиотские простыни в жёлтый цветок сменились чистым шёлком в мгновение ока. И рухнули вовремя, у него самого слегка кружилась голова от губ и рук девушки. Поймав зубами большой палец Лейси и лизнув его подушечку, Голд щёлкнул пальцами, и всё вокруг вновь охватило бушующее пламя. А он, словно огня и не было, принялся снова страстно терзать манящие губы девушки, растворяясь в ощущениях, в рёве пожара, спустился на тонкую шею. Но, кажется, впечатлений у Лейси стало столько, что она слабо задёргалась под ним, однако мужчина быстро сцепил её тонкие руки над её головой.
— Ты мне веришь? — выдохнул он, глядя прямо на неё, пока в его тёмных глазах отражался огонь. Одно её слово — и пока он ещё может остановиться.

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...

— Да.

И это было всё, что ему нужно. Что всегда было ему нужно в ответ на высказанный только сейчас вопрос. Это короткое слово, которое слетело с её языка и осталось на губах в каждом поцелуе, пока она касалась языком его подбородка, губ, своими губами его щеки с лёгкой щетиной, уха, заставляя прикрывать глаза, а чёрное сердце колотиться о грудную клетку, словно желая её выбить. И, кажется, этого чуть не случилось от его хриплого смешка в ответ на то, как девушке нравится быть слегка обездвиженной.

— А еще, мне кажется, я нашла свое идеальное место — под вами, мистер Голд.

Лёгкая дрожь от хрипловатого шёпота устремилась прямо вниз, и Голд, втянув воздух скозь сжатые зубы, отчётливо понял, насколько ему в штанах тесно. Слова Лейси были лестными до безумия, но сейчас он крайне сомневался что одна позиция бы её устроила. Его уж точно нет. 

— Не спеши с выводами, золотко. Потом оценишь остальные позиции, — прошептал он, прежде чем провести языком влажную дорожку по пульсирующей венке на шее девушки, и тут же страстно начать целовать Лейси в шею, оставляя засосы. Её кожа была горько-сладкая, как и всегда, малина и горький шоколад, обещающие сладость чувств и горечь воспоминаний. Но последнее хотелось просто позабыть, хотя бы на одну ночь. И гори оно всё огнём.

А горело знатно. Вся спальня была объята пожаром, так что уже было не отличить комоды от кресел, окна от картин, и будь пламя настоящим, любовникам бы уже было нечем дышать. Хотя дышать и так было сложно. Уложив девушку на постель полностью, Голд будто и не думал раздевать её или раздеваться сам, целуя Лейси страстно, чуть ли не остервенело, глуша её мягкие стоны, наслаждаясь вкусом её губ. Сжимая её шёлковые волосы в кулаке, вжимаясь пахом ей между ног, мужчина провёл рукой по её правому бедру, и от языков пламени на пальцах Голда чёрный чулок на ноге девушки начал быстро тлеть и таять. Та же судьба постигла второй, а стоило Тёмному провести рукой вверх по животу и груди Лейси, загорелось уже её пальто — "за каким чёртом обратно надела?" — вместе с платьем, вовсе не оставляя ожогов обладетльнице, сладко стонущей, когда Голд спустился с поцелуями на её едва освободившуюся от одежды грудь.

Подпись автора

Словно раненный зверь,
Я бесшумно пройду по струне.
Я не стою, поверь,
Чтоб ты слёзы лила обо мне...