Родаки точно хотели куда-то смотаться так, чтобы не брать Милану с собой, а потом, когда и они, и она вернутся, сказать, что поздненько что-то менять. Они постоянно так делали. Под разными отговорками, но регулярно оставляли ее или одну дома, или везли к бабушке, или вот ссылали. А лагерь точно был ссылкой. Еще когда они все проходили через ворота, от безумных красок рябило в глазах. Такого сборища клоунов в цветных одежках даже в городе, в толпе не увидишь. У кого-то бантики на ярко-розовой кофте, у кого красные, как кровь на свету, цветочки на зеленой футболке. Были и такие, кто вовсе с персонажами мультиков на груди красовался. Угу, угу, будут звездами своего отряда. У одной девочки было платьице с темно-синими бабочками. Бабочек Милана любила. Черных, конечно, больше, но и темно-синие сойдут. Остальным она обычно говорила, что любит мотыльков. Они были как-то побрутальней и бижу с ними можно было купить в специальном магазине — единственном на весь город — черненной из обычного металла, покрытого чем-то, чтобы походить на серебро (стиралось оно, правда, быстро). На настоящее серебро денег не было, а бабочки, да и все, что продавалось в обычных магазах, всегда было испоганено какими-нибудь страшными голубенькими, зелененькими или розовенькими стразами. Один раз она купила такую бабочку, а потом сидела над ней несколько часов, выковыривая все переливающееся дерьмо. Про то, как мучительно было отмывать клей с подвески, и вспоминать не хотелось. Самое хреновое: в итоге, бабочка осталась настолько дырявой, что без чего-то в углублениях, выглядела жалко. Фигачить на нее черный лак, который с горем пополам удалось найти, было жалко, а использовать краски — сотрутся же быстро, да и дырки не закроют. После этого Милана зареклась покупать бижу, в которой надо что-то менять.
Зато вещи брала целыми, а потом с удовольствием рвала и цепляла всякие цепочки, шипы с потрепанного ошейника и нашивки. В день заезда на ней как раз был один из таких шедевров: черные джинсы с дырками и тремя нашивками. Как именно на них смотрели клоуны, было предсказуемо. Что бы цивилы вообще понимали. Потерянные в своем стадном инстинкте овцы. Вроде пестро, а если присмотреться — почти одинаковые. Мама говорила «как у людей» и «по-человечески», когда пыталась впарить Милане очередную «модную» кофту или юбку «нормального» цвета. Вот у этих, которые вваливались в ворота однородной толпой, как раз было «как у людей», «по-человечески» — без хоть какой-то индивидуальности. Смотреть тошно. Иногда в толпе мелькало что-то черное, заставляющее вытягивать голову или отходить от своего убежища — дерева неподалеку от ворот, но обычно это были сумки или те же джинсы — цивильные. На середине потока, Милана плюнула и пошла туда, куда учесали потерявшие ее вожатые их отряда.
Не то, чтобы на линейке нельзя будет посмотреть на всех. Тут, правда, был внутренний конфликт: не идти на линейку вообще, чтобы не чувствовать себя овцой в стаде или пойти, чтобы высмотреть хоть кого-то (так-то панки, металлюги или еще какие нефоры бы тоже сошли). Опять же, если там среди мелкотни будет хоть кто-то интересный на вид, общаться с ним может оказаться не о чем. Мелочь тоже мало что понимает. Своя мелочь поумнее, конечно, но опять же — не доросли еще понимать всю суть своих отличий от цивилов.
Впереди еще долгие недели в этой тюрьме, а сама Милана ни к кому подходить не собиралась — она бы, наверное, просто появлялась там, где был какой-то единомышленник и ждала, когда этот единомышленник сам подойдет. Так что линейка была отменена в пользу курения за столовкой. Потеряют и хер с ними. Потом найдут.
Нашли уже в спальне. Вожатка разгонялась сильнее каждый раз, когда Милана закатывала глаза или смотрела на нее прямо с выражением полного похуизма на лице. После того, как высказывали родаки за отсутствие ночью (стабильно раз-два в месяц — кладбищенские сходки), ничего не вызывало бурных эмоций. Тем более, какая-то вожатка, которая не особо-то старше. После брошенного ей в лицо «ты закончила?», последовала еще более гневная отповедь — благо, короткая — окончанием которой было требование обращаться к ней на «вы». Ага, щаз.
Ночью хотелось курить и чтобы курицы в комнате заткнулись. Обе проблемы можно было решить, сбежав через окно, но Милана понятия не имела, как на это отреагируют ее соседки: побегут сдавать или хер положат. Она сама бы сделала второе. Ей было как-то все равно, зачем кому-то захотелось бы сбежать через окно. Пусть только обувь снимут, когда будут вылезать через ее кровать: единственное окно в комнате было как раз над ней. Чтобы на звезды смотреть. Ну или курить, хотя это было сомнительно. Если провоняет, курицы точно сдадут.
Когда те заткнулись и, наконец-то, улеглись спать, перестав жужжать о Мишах, Данях и прочих Васятках, которые им приглянулись, Милана встала, оделась, натянув шедевральные джинсы, простую водолазку, которая прекрасна сама по себе, и, посмотрев на все еще накрапывающий дождь, надела сверху косуху. Поставила тяжелые ботики на окно, свесила ноги наружу и, обувшись, спрыгнула вниз. Забираться обратно будет сложнее. С другой стороны, можно было вовсе через дверь пройти. Все равно, все уже заснут. Ну или вожатые будут где-то бухать. Не первый раз в лагере, видела, в курсе.
Милана отошла подальше от корпуса, встала так, чтобы огонек сигареты нельзя было разглядеть за деревом и закурила. Выпустила несколько колечек в свежий после дождя воздух, воровато посмотрела по сторонам и сныкалась. На аллее, прячась от пятен света старых, как говно мамонта, фонарей, которые еще и не все работали, точно кто-то шел. Пряча огонек сигареты в ладони, Милана тихо пошла среди деревьев, стараясь оставаться вне поля зрения. Хз зачем. Просто было любопытно, кто еще высунулся в ночь, кроме нее.
Гуляльщик в какой-то момент скрылся из виду и Милана пошла быстрее, стараясь не особо стучать по дороге говнодавами. Сигарета уже давно дотлела, и бычок полетел в траву как раз, когда стало видно сетку. И никого рядом. А там еще собака была, вроде. Оглядевшись, Милана достала зажигалку, привычным движением откинула крышку, крутанула колесико и осмотрела все еще раз: теперь заметив дорожку. Захлопнув и убрав в карман свою дешевую подделку на Зиппо, двинулась дальше. Трава, в которой пряталась дорожка, была высокой и вода, наконец-то, добралась до джинс выше ботинок. Сразу стало как-то зябко. Но поворачивать назад сейчас — уже не было вариантом. Так что, запахнув косуху поплотнее и обняв себя руками, Милана пошла вперед.
И вышла на гуляльщика как раз, когда тот решил особо изощренным способом разбудить всех, включая лагерных. А потом еще и на нее натолкнулся, попятившись. Пока Милана восстанавливала равновесие, этот дебил добил тем, что начал возмущаться.
— Тише будь, — прошептала она ему зло, — с девчонками тут бывает то же самое, что и с парнями, — понятия не имея, о чем говорит, она сделала тон авторитетным. — А ты и так уже чуть ли не всю округу разбудил. Знаешь, кто тут живет? — кивнув на дом, спросила Милана, усмехаясь.
Лагерных историй она наслушалась достаточно, чтобы быстро сообразить, кто там мог жить, и придумать байку. Не особо оригинальную, такие везде есть, но суть была не в том.
— Беглый зэк, — не дожидаясь ответа, вывалила Милана, все так же авторитетно. — Вот только меня защищает Древний, а кто тебя защитит?
[icon]https://i.imgur.com/ZXHE3R8.jpg[/icon][nick]Милана[/nick][status]Жрица Древнего[/status]