Он не в первый раз бывал тут. Но всякий раз чувствовал ту небывалую силу, что хранили в себе тюремные стены.
Тор ди Нона не помнила лиц и имён, но реки пролитых слёз высекли на её могучем каменном теле диковинные письмена. По ним можно было узнать истории о взлетах и падениях, мысли безусловно мудрые и откровенно глупые, можно было предсказать будущее и пролить свет на дела прошлых лет. Но никто и никогда не интересовался секретами величественной тюрьмы, используя её крепкие стены по самому прямому, плебейскому назначению - сдерживать непокорные, смутные, а иногда и просто буйные умы.
Он не в первый раз посещал это место. Ещё до того, как оно стало тюрьмой, познало чужую боль и горечь разочарования в жизни, Дьявол приходил в это место. И нашёл его прекрасным. Люди имели на то совершенно другое мнение и сочли его надёжным. Дьявол не спорил. Он знал, что люди никогда не меняются.
Бесчисленные молитвы и мольбы о помощи: к свету и тьме, к Богу и чёрту - но всякий раз Тор ди Нона оставалась всего лишь ленивой слушательницей, наблюдая за чужими муками со стороны. И всякий раз не препятствовала его появлению.
С прошлого визита прошли годы. Поколения сменили друг друга, выросли недавние мальчишки и превратились в умудренных сединами стариков, а их внуки заступили в дежурство в безжалостных стенах тюрьмы. Никто и не помнил Дьявола, никто и не собирался оказывать ему чести. И как только он захотел войти под своды тягостной обители, дорогу ему решительно преградили стражники.
- Кто таков?
- Куда прёшь?
Вопросы были не удивительны. Человека совершенно редко интересует что-то отличное от того, кто перед ним, чем он может быть полезен и как бы от него поскорее избавиться. В вопросах стражников чувствовалось всё и разом. К тому же их явно не устраивал незнакомец в длинном дорожном плаще с капюшоном, натянутым до самого носа. Чувствовалось в нем нечто подозрительное и нездешнее, нечто чужое. И даже неприятное.
- Я - лицо духовное, - Дьяволу даже не приходилось лукавить, что было в диковинку, - и иду навестить безумного Бруно, заключенного в стенах сей грустной обители.
Один из стражников - худой лицом, с тонкими воинственными усиками, фыркнул.
- Никому не дозволено посещать Тор ди Нона без разрешения.
- Без разрешения? - удивился Дьявол. - И кого же мне спрашивать разрешение?
- У самого Папы!
Ответ был искренним и чистым, словно хрустальная роса. Дьявол, разведя руки в стороны, растерянно улыбнулся, приложил ладонь ко лбу.
- Пустая голова. Конечно! Конечно, у меня есть разрешение! Вот, грамота, направляющая меня со священной миссией к заключенному Джордано Бруну. Для исповеди. Гербовая печать и подпись самого Папы Климента V.
Второй стражник, моложе своего приятеля на добрый пяток лет, испуганно охнул. Усатый нахмурился. Фантазийный берет сполз ему на самую макушку.
- Кем подписан?
Дьявол невинно улыбнулся и все понял. Взмахнул грамотой, и строгая подпись давно покойного Папы Римского сменилась привычными каракулями.
- Климентом VIII. Вот и бумага, вот и печать.
Он наклонил голову, посмотрёл на них внимательно.
- Или вы сомневаетесь? Верите в то, что кто-то посмеет посягнуть на его святость? Или... или же вы подозреваете в чем-то меня, его посланника?
- Как можно!
- Нет, мессир!
- Конечно, мы проводим вас!
- Конечно...
Люди никогда не меняются.
***
Тут никогда не бывало душно: ни в былые времена, ни в настоящие, тягостные. Некогда приятная прохлада сменилась сыростью, перестроенные хранилища зерна и хлеба стали последним пристанищем для обреченных и осужденных. Дьяволу их не было не жаль. Жалость, казалось, он утратил полторы тысячи лет назад. Полторы же тысячи, или чуть больше, он и стал Дьяволом.
Подбитые сталью каблуки чеканили по полу уверенную дробь. Так бьет барабан пехоты, так бьют подковы взмыленных от жара битвы лошадей. Дьявол тысячи раз слышал подобную мелодию. И сотни раз был её виновником.
Наконец, они остановились напротив камеры - сейчас одиночной, но судя по количеству грязного тряпья, в котором смутно угадывались недавние тюфяки, некогда забитой до отказа. У человека, которого Дьявол разглядел за мелкой решёткой, было умное, осунувшееся лицо, запавшие глаза и... что-то невероятно знакомое. Но сразу, в подобном месте, не разберешь.
- Откройте. И оставьте нас с безумцем наедине.
- Но как же...
- Тайна исповеди, - холодно отрезал Дьявол, - святое право. И лишать его никто не смеет.
Когда дверь тяжело закрылась за его спиной, Дьявол сделал шаг вперед, откидывая надвинутый на самое лицо капюшон плаща.
- Ты тот, кто зовётся Джордано Бруно? Еретик, что использует чужое имя и доносит до простецов безумные мысли?