Зазывала, чернявый мальчишка, загорелый и тощий, ничуть не смущался своего выговора,  оповещая всех, кто направлялся в полуденный час в сторону площади, о том, что вечером для дам и господ будет в передвижном театре синьора Манжафоко будет дано представление. И волшебные оживающие куклы покажут настоящую историю Ромео и Джульетты, а не те враки, про которые написал какой-то там англичанин.

Зазывала всем своим видом напоминал драного голодного воронёнка и Кромахи испытал вполне естественное желание забрать мальчишку себе, сиюминутную прихоть, сродни желанию ребенка играющего на июльском лугу в жаркий послеполуденный час поймать в ладони белую бабочку, одну из сотен, порхающих вокруг, не удивляющую какой-то редкостью, не особенно красивую, не нужную даже. Просто так.
Мальчишка перешёл с французского на испанский, когда проходивший мимо мужчина, одетый добротно, но уже не по моде, заговорил с ним.  До слуха Кромахи донеслись обрывки слов, но о чём юный зазывала рассказывал прохожему, помогая своему повествованию бурной жестикуляцией, он не понял.  Судя по тому, что очень быстро лицо мальчишки сделалось огорченным, его собеседник тоже не особенно понял, о чём тот говорил. Но оно и не мудрено — встретить здесь испанца было почти столь же маловероятно, как фейри из родного Коннахта. Но всё же беседа этой любопытной парочки не прервалась. И хотя мужчина в темно-коричневом дублете был далеко не так эмоционален, как  мальчишка, по его лицу можно было догадаться, что разговор его забавляет, несмотря на все сложности взаимопонимания.
В конце-концов они о чём-то договорились.  Блеснула на мгновение монетка, скользнув из пальцев мужчины в ладонь зазывалы. И тот с неожиданным изяществом поклонился прежде чем развернуться и броситься через дорогу, явно спеша по важному, пусть и только что появившемуся у него делу. Кромахи потерял интерес к чужеземцу, одному из многих, наводнивших в эти дни Реймс.

Но то, о чем кричал забавный мальчишка, запомнил. Театр волшебных кукол вызывал у него неподдельное любопытство. Хотя бы потому что вскользь упомянутое зазывалой слово «волшебных» в сочетании со словами «куклы» и «театр» вызывало определенные ожидания. Едва ли сильно отличающиеся от ожиданий всех тех, кто решил наведаться  к месту, где расположились кукольники. Вот только Кромахи хотел увидеть вовсе не спектакль. Ему было любопытно, какая магия, и магия ли заставляет этих кукол оживать.

Именно поэтому на закате, облетев Реймс вороном, он разыскал этот самый театр и, пожалуй, остался бы птицей, устроился бы хотя бы тут же на краю доски с афишей, не платя за представление, если бы взгляд его не выхватил среди небольшой толпы у входа знакомую до боли фигуру.
Это было так... закономерно и всё же неожиданно.
А еще больно.
Не физически, но где-то глубоко внутри.
Он бросил взгляд на намалеванную на доске, установленной  справа от деревянного помоста, желтоволосую девицу, подле которой стоял на коленях худой, с талией не толще руки, юноша в синем костюме и протягивал к девице руки, моля о чём-то. Да почему о чём-то?
Всякому понятно, что о любви.
Рядом со своим воздыхателем девица в пышных юбках и с тщательно прорисованной грудью казалась толстушкой.
Раздумывал Кромахи недолго — нырнул птицей в тень за сценой, выискав местечко поукромней, а шагнул оттуда уже человеком, в неизменном вот уже более сотни лет, своём черном наряде, колдовском, хотя каждый шовчик был как настоящий.
Уже знакомый ему мальчика собирал с пришедших плату,  мешая, как в шарлатанском заклинании венецианский говор, английский и французский языки.
Воронья-то налетело, - донеслось откуда-то сзади.
Не иначе, как с погоста, - ответил говорившему женский голос.
Оборачиваться, чтобы взглянуть, кто же это так недоволен тем, что его воронья свита  расположилась на ближайшем дереве, на фургончиках актеров, у грубо сколоченных коновязей, колдун не стал.  Бросил в шляпу зазывалы дукат и поспешил вперед, ближе к сцене, туда, куда прошла знакомая ему женщина.
- Что, дорогая, наскучило жить в королевских чертогах под присмотром фрейлин и прислуги? - осведомился он, оказавшись рядом и убедившись, что замечен и узнан. - Ты совсем одна?

Впереди них суетились чьи-то слуги, устанавливая  принесенные для господ кресла. И к тому моменту, как они закончили, молодой мужчина подвел к одному из них дряхлую, роскошно одетую старуху. Она тяжело опустилась в кресло и слуга тотчас подставил ей скамеечку для ног.  Двое не то кукольников, не то рабочих, им помогающих, стали зажигать факелы, для освещения сцены. Колдовством осветить помост явно никто не мог. Или не хотел, чтобы не привлекать лишнего внимания.
- Тоже услышала про волшебных кукол и решила взглянуть? - Осведомился он. - Или тебе интересна история этих юных любовников? Я слышал здесь обещали рассказать, как всё было на самом деле...

Первый вопрос Киары Кромахи оставил без ответа, как делал тысячи раз,  обретая поистине волшебную глухоту к темам, затрагивающим их отношения. Идеально было бы заточить любимую женщину в башню, в окна которой заглядывают облака, а таких, куда не заглядывают, просто нет, как и дверей. Ему-то что? Соскучится – прилетит. Вот только любимую женщину он сам научил всему плохому, и не только своему ремеслу, а еще и правильной для любого уважающего себя колдуна уверенности в том, что его и только его цели и ценности заслуживают внимания, а всё остальное – так, заботы всех прочих.  Так что Киара была в силах и косы до земли отрастить, и просто башню рассеять – хоть вороньей стаей, хоть вовсе пылью.
Теперь оставалось лишь смириться с тем, что ей вздумалось выйти замуж и примерить корону. Желания для волшебницы вполне объяснимые. Кому-то хватает одного раза, а кто-то королей потом собирает, как иные ценители не из числа магов, книги, самоцветы или диковинки из далеких земель.
Он подал Киаре руку, чтобы провести ее вперед, ближе к сцене, придирчиво окинул взглядом её скромный наряд и оставил мысль сотворить и для них стулья, как для тех господ, что наведались сюда со слугами.
- Итальянцы, - скривил он губы, - что они могут подать? Шуты и кривляки.
Он добавил бы «хуже французов», но как бы тихо они не говорили, не стоило намеренно злить французов сомнительными сравнениями в их пользу.
- В их историях никто не будет чувствовать себя глупо. Для этого в них должен быть хоть один умный герой, но такие, если и есть, долго не живут. 
Они вышли вперед как раз к моменту, когда статный мужчина на сцене, сдернул с головы шляпу с пером и поклонился, приветствуя публику.  Заговорил он по-французски, хотя и с акцентом.
- Колдун, - скучающе обронил Кромахи, хотя в глазах его блеснул неподдельный интерес.
Ему было любопытно, каков истинный промысел может быть у колдуна-кукольника.

«Его имя Манджафоко», - донесся до их с Киарой слуха голос молодого компаньона богато разодетой старухи, - это означет «Глотатель огня». «Я знаю», - раздраженно отозвалась дама, явно недовольная тем, что ее отвлекают.
Манджафоко тем временем закончил приветственную речь и пояснения о том, какая история будет представлена нынче зрителям. Его помощники, мальчик, которого Кромахи видел на площади, и мужчина лет тридцати тем временем вынесли на сцену кукол. Гомон в толпе мгновенно стих.
Куклы, насколько можно было рассмотреть их лица и руки, были деревянные, довольно большие. Их даже не поставили, а посадили на сцену, и хотя это были, вне всякого сомнения, мастерски вырезанные игрушки,  ничего удивительного, кроме тонко сработанных лиц и рук, в них не было.
И тут солнце, уже почти скрывшееся за горизонтом, окончательно исчезло, оставив ночь единовластной хозяйкой мира до рассвета.

- Не знаю, - покачал головой Кромахи, - пока не знаю. Но где прятать колдовство на виду у всех, как не в цирке или странствующем театре? И кто решится на такое?

Он не стал пояснять очевидное. И за меньшее нетрудно было угодить на костёр, но так боящиеся колдовства инквизиторы или охотники за ведьмами, редко когда могли схватить настоящего мага, и разве что какой-то недоучка не сумел бы от них ускользнуть. Но неумелый волшебник или ученик, по какой-то причине лишившийся наставника, едва ли бы рискнул выставлять напоказ волшебство, возя своих кукол по разным странам.

Вот только его ли чары заставляли кукол оживать, превращаясь в людей. Или этот театр оказался театром заколдованных?  И если куклы были диво, как хороши, то люди, разодетые ярко, но далеко не изысканно, казались совершенно обычными. Кромахи задержал взгляд на шее актрисы, сложившей руки на животе и высокомерно вздернувшей подбородок — она вовсе не была стара, чтобы быть матерью главной героини, но роль угадывалась сразу. Да и героиня была далеко не девочкой годами и не мальчиком, которому бы поручили играть нежную деву в английском театре.
- Гораздо интереснее, - тихо заговорил он, склонившись к Киаре, чтобы слышать его могла только она, - кто их зачаровал. Если этот Манджафоко столь искусен, то... мне любопытно, зачем он вообще держит этот театр. Что скрывает за этими тряпками и досками на самом деле? А если нет...
Лицо колдуна сделалось задумчивым.
- Если нет, - продолжил он, то не ясно, что заставляет заколдованных ему служить, что он умеет на самом деле и... зачем прибыл во Францию? Только ли в поисках заработка? Но женщины на сцене мне определенно нравятся.

А между тем почтенные родители объявляли дочери о том, что к ней посватался благородный синьор, никто иной, как герцог Урбино.
- Не граф Парижский и то ладно, - фыркнул Кромахи, обнаруживая знакомство с шекспировской историей. И с этого самого момента пьеса начала ему нравиться.

Губы Кромахи изогнулись в недоброй усмешке.
- Рудольфу стоило бы подать кубок с вином, приправленном сулемой, - процедил он, - но ты вольна делать, что хочешь: сбегать от него в Реймс,  приглашать во дворец комедиантов и незнакомых колдунов, подарить ему долголетие или продать его детей для Чёрной мессы.
Упоминание о другом мужчине, случайное или намеренное, его задело.
Он не раз видел, как колдуны и колдуньи, заскучав впервые, пытались развлечься властью, реальной или мнимой. Кому-то хватало должности магистрата, а кому-то нужна была корона. И не меньше, чем императорская!  Сам же Кромахи был вполне удовлетворен тем, чем владел исключительно благодаря собственному упорству, терпению и, не в последнюю очередь, колдовству. Пять с лишним тысяч ворон — чем не государство?
Но Киаре не нужно оказалось его воронье царство, более того, она сбежала оттуда как только минули двенадцать лет обучения, сбежала к привычному миру, где всё остается на своих местах и замки не рассыпаются вороньей стаей в тот миг, когда Кромахи вздумает куда-то лететь. Вроде и есть всё, но ничего нет, кроме ветра, неба и тысяч невольников, обреченных летать воронами пока хозяин не найдет им применения.

- Надеюсь, ты довольна тем, чего добилась и скоро наиграешься своей короной.

Он не сказал «а потом вернёшься ко мне». То ли из упрямства, то ли из гордости.
- И я не понимаю, почему нельзя было просто проникнуть в хранилище Рудольфа. Неужели там такие чары, которые я бы не смог обойти? И, кстати, ты уже была там?

А зрителей весьма и весьма занимала любовная история героев на сцене.  И уже не имели никакого значения  фальшивые украшения и костюмы, слишком простые по отделке для платьев знати. Девушка была чудо, как хороша и оттого сочувствовали её горю искренне. И глядела она на своего партнёра так, словно и впрямь любила его. И слезы – мерило искренности лицемеров и лицедеев текли из её глаз, когда она сетовала, как и положено, на свою судьбу и, не видя еще жениха, уже ненавидела его всем сердцем.
Кромахи следил не столько за историей, сколько старался увидеть магию на сцене. Платья явно были не новы – едва ли колдовство. Да и колдун вроде него мог бы разрядить актеров не хуже королей. Свет?  Сложно было сказать – факелы были установлены по периметру сцены.  Кромахи досадливо вздохнул. Ему бы хотелось думать, что Манджафоко из тех, кто похищает свойства характера или умения и может пользоваться ими или передать другим.  Это объяснило бы то, что его актёры играют для французской публики на французском языке. Но разве не могли люди просто выучить чужой язык за годы странствий?
Кромахи встречал немало тех, кто говорил на нескольких языках и безо всякой магии, выучившись за считанные годы.  Это он лишь одну ночь в году странствовал, навещая даже тех бывших учеников, кто постарался забраться от него подальше, а остальное время был вполне доволен жизнью в родном Коннахте, а других манили чужие страны. Киару, например.
- А что если заставить  хранителя  колдовских вещей и амулетов тоже взяться за поиски?  Ворон у меня хватит, чтобы следить за каждым, кого он пошлет с поручением.
Это было рискованно. Тайна и так перестает быть тайной, если известна, двоим, а если  рассказать её десятку людей – считай, знает целый свет.
- Если бы у нас было время, я бы не предлагал подобного, - тихо добавил он, обнимая Киару за талию и привлекая к себе еще ближе. – Мы тут стоим уже долго, а на сцене так никого и не убили.
На смерть ему тоже хотелось посмотреть.
Не то чтобы он рассчитывал увидеть, как меч героического возлюбленного пронзает грудь или вспарывает живот соперника, а не скользит между его рукой и торсом. Но красивый морок в такой момент только украсил бы представление. Хотя, если у Киары амулет, защищающий от наваждений, то она может и не увидеть.

О том, что у итальянцев принято, чтобы женщин играли женщины и не принято убивать большую часть действующих лиц спектакля в процессе донесения до зрителя истины, что главные герои в силу своей юности и неопытности явно не способны принимать правильных решений, Кромахи узнал только сегодня. И укрепился во мнении, что английский театр всё же гораздо интереснее. Впервые смотря спектакль можно гадать в своё удовольствие, кто из неглавных героев и священников, в какой очередности погибнет и кем будет убит.
Он отрицательно покачал головой.
- Это ведь будет по-настоящему.
А убивать актеров у него не было причин.
- А единственный здравый совет этой Джулиане заключается в том, что надо выходить замуж за герцога, а не за юнца из обедневшей семьи. Давай останемся после представления и познакомимся с комедиантами? До утра, разумеется.
Кромахи не собирался напрямую расспрашивать  о колдовстве и сам колдовать не хотел, чтобы не оказаться узнанным, если Манджафоко и впрямь могущественный колдун.
- А пока расскажи мне, что за кольцо ты хочешь?

Зачем оно понадобилось Киаре, Кромахи расспросить не успел.  Внезапно дама, сидевшая впереди, закашлялась.  Её молодой спутник с готовностью подал ей платок. Лица колдун не видел, но заметил, как дернулись плечи мужчины и как он  выпрямился и повернул голову в направлении сцены, словно происходящее там было важнее состояния его спутницы.  Однако замеченное заставило его думать вовсе не о самочувствии богатой старухи, а о том, не чары ли добавили света факелам.
И хотя кашель мешал зрителям слышать актеров, те ни на мгновение не приостановили своей игры.

Обещание, несказанное, но понятное заставило Кромахи улыбнуться.  Он уже знал где они уединяться, оставив многочисленную воронью свиту. Живописные развалины какого-то замка приглянулись ему еще из поднебесья, когда он подлетал к Реймсу. Именно там он и решил обосноваться, не привлекая внимания местных возведением своего вороньего. Справедливо полагая, что все постоялые дворы в Реймсе переполнены гостями, он готов был даже довольствоваться колдовской пищей, а не искать мало-мальски годный трактир в городе.
-Это люди, - прокомментировал Кромахи наблюдение Киары, -зачарованные люди. Вот увидишь, на рассвете они станут куклами. Но вот свободна ли их воля или они рабы Манджафоко и не сознают себя. Или сознают, но не в силах вырваться из пут заклятия.  Поговорим с ними. Или я отвлеку Манджафоко, а ты поговори с тем, который играет герцога. И с девицей. Потом укроемся и понаблюдаем.
Последнее означало, что укрытие  для одного из старейших магов Коннахта и супруги императора Священной Римской империи может оказаться не больше мышиной норки.

Старуха раскашлялась так, что стало ясно, что она не прекратит.  Кромахи, увлекая Киару, вышел чуть вперед, чтобы, повернув голову рассмотреть несчастную и увидел в руках ее молодого спутника платок в темных пятнах.
- Чахотка? - он мог бы и не спрашивать, не искать у Киары подтверждения. - Старая грымза испортит нам всё представление. Поможем ей?

Причиной такого великодушия была отнбдь не жалость. Кромахи просто хотел досмотреть спектакль, а не слушать надрывный кашель старой больной женщины.

Кольцо с ониксом на пальце Кромахи потеплело, когда Киара начала колдовать. Зачарованное и чуткое к любым чарам, кроме чар того, кто его носил, оно не отличало суть творимого волшебства, но Кромахи довольно было его свойств и он не искал лучших амулетов.  Несчастной старухе полегчало и кашель прекратился. Что было тому причиной Кромахи не знал, но рассмотрев ее профиль — большой нос с мясистым кончиком,  тонкие губы и выдающийся вперед подбородок под которым висела пустым зобом дряблая кожа, не мог не порадоваться за то, что магия сохранила юность и красоту Киары. Юная внешне она уже давно не была  ни наивной, ни растерянной, какой он запомнил ее в  ту самую ночь Самайна, когда вынужден был дать согласие, чтобы не нарушить гейс, и взять её в ученицы.

Так лучше, - кивнул он одобрительно, когда ничто более не мешало слышать актеров.
И в этот самый момент его глаза встретились со взглядом актера, игравшего отца Джулии и только что окончившего какой-то нравоучительный монолог, суть которого осталась тайной от зрителей, вынужденных слушать кашель старой больной и женщины.
Мужчина этот явно был моложе своего героя и едва ли ему было хотя бы сорок лет. Игра его не то что бы не произвела на Кромахи впечатления, просто она казалась совершенно невыразительной на фоне прочих актеров, но ведь и страданий ему волей автора прописано не было. Да и Кромахи никак не мог назвать себя ценителем подобных представлений. Тем более, что беседа с Киарой занимала его куда больше, чем происходящее на сцене.

А там, несчастную Джулию выдавали замуж и вот уже совершенно лишенный сострадания к чувствам невесты герцог накинул на ее голову покрывало и схватил тонкую бледную руку, чтобы надеть кольцо. Страдание этой девушке шло столь же, как платье из голубой или зелено-голубой парчи, какие носили в те времена, когда он встретил Киару. И она, только что дрожащим голосом сказавшая «согласна»  перед ряженым актуром-священником смотрела на зрителей таким умоляющим взглядом, что кто-то в толпе не выдержал и крикнул: «Изверг!»
Кричала женщина. Поддержала ее другая, обозвав жениха похотливым стариком, но там же, позади Киары с Кромахи послышались шиканья и женщины замолчали.
- Будь они в Коннахте, я пригласил бы их в замок, - заметил Кромахи, - и за время, пока они гостили бы, мы могли бы узнать всё и о каждом, но здесь... Вряд ли их можно будет убедить уехать подальше от Реймса до этой проклятой свадьбы. Ну да ладно. - Он саркастически усмехнулся и помянул эзопову мудрость, - Зелен виноград.

А несчастный возлюбленный Джулии, опоздавший ровно настолько, чтобы обряд венчания был завершен, оказалось неведомо как для зрителей разбогател, что доказывали два сундучка, которые держали вышедшие вслед за ним на сцену «слуги», одним из которых был тот самый мальчик-зазывала. Но поздно, поздно... она другому отдана и.. обещает быть верна.
Пьеса близилась к концу, страдали все, но никто пока так и не умер.
- И я хочу забрать хотя бы одну куклу. Того, который играет жениха. Поможешь?

- Можно, - эхом откликнулся Кромахи, - вот только я не знаю, что буду делать через месяц или год, когда они доберутся до Коннахта. Возможно, скучать, а возможно продам своё воронье и не то что на замок не останется – башню не построю.

За то время, пока Киара была с ним, такого не случалось. Лишь однажды Кромахи продал тысячу своих невольников, обречённых вечно, пока в них не пропадет надобность, летать воронами, а в те редкие часы, когда Кромахи нужны слуги, гонцы, псы или лошади,  исполнять его веления. Даже не продал – обменял на клочок земли на берегу  Лох-Тая, чтобы выстроить там замок для сына. Не такой, как вороний, а обычный, каменный. Но подарком ни земля, ни замок так и не стали. В том, что Джеку подобное жилище не понадобится, Кромахи понял прежде, чем сын завершил своё ученичество. Последний раз, когда колдун пролетал над озером, заметил он в тех местах деревеньку на дюжину домов. Решил наведаться и посмотреть, кто же там обосновался, но и этого не сделал. Забыл. А когда вспоминал, оказывалось, что есть дела гораздо важнее.
- Так что лучше разобраться с ними сегодня.  А зрелый человек в любом случае окажется лучшим собеседником, чем юнец.
Смерть героев на сцене оставила его равнодушным. Любовные муки, сродни тех, какие изображали эти итальянские актеры, Кромахи если и были знакомы, то только потому, что подобная напасть приключалась с другими.  Его же чувства были рассудочно-собственническими, и не влюбляясь никогда, любил он долго и крепко. Но, тем не менее, так и не назвал женой женщину, которою считал своей. Видел, что ей, прожившей в вороньем замке двенадцать лет ученичества, не по душе жизнь между небом и землей, всегда в поиске, в полёте, в службе кому-то из королей или лордов, соперничестве или мести за вольную или невольную обиду кому-то из собратьев по колдовству.  Но иного предложить не мог. Стены чужих домов словно давили на него, и всякий раз, вынужденный гостить под чьим-то кровом несколько дней, он задыхался от тяжести одеял и тепла перин, избыточности барахла, ценного для того, кто не мог сотворить себе настоящее платье из листьев и мха и оттого копил тряпки, складывая  в сундуки.
Факелы погасли почти одновременно. Такое можно было сотворить магией. Но кольцо на пальце колдуна не потеплело. Или тот, кто колдовал был достаточно далеко от них с Киарой или факелы были зачарованы заранее и следить за ними во время пьесы не было нужды. Он уже хотел поделиться с Киарой этим предположением, как ощутил, что кольцо стремительно нагрелось, сделавшись почти обжигающим. Кто-то творил магию совсем рядом.
Но кто?
Кромахи оглянулся. Внешне ничего не происходило. Если бы он не ожидал соприкосновения с чужим колдовством, то приняло бы чувство радости и восторга, родившееся в его душе, за собственное. Зрители захлопали, послышались одобрительные крики, а кто-то из мужчин, проталкиваясь вперед,  провозгласил, что он, почтенный человек, торговец вином, имеет дом в городе и готов вот прямо завтра на рассвете явиться в церковь вместе с прекрасной Джулией и жениться на ней!
Актеры, включая и оживших влюблённых, вышли на поклон.  Аплодировали им долго и от души.
Кольцо остыло. Кромахи тряхнул головой, помня про колдовство, но, не помня, а о чем был спектакль. Знал только, что всё, творившееся на сцене было хорошо, так хорошо, что подобного выступления он прежде не видел.
- Кто-то колдовал, - проговорил он со злостью в голове.  – Благо, недолго и… как-то… осторожно. Аккуратно.   Кажется, мы хотели познакомиться с этим господином из Италии.
На последних словах в голосе колдуна послышались угрожающие нотки.

Он потянул Киару в сторону темной фигуры хозяина театра, мысленно пообещав себе всё же раздобыть какой-никакой амулет против чар, действующих на память и чувства. Если бы не жар кольца, он не понял бы, что произошло.