Вопрос Элиасу понравился. А кому бы не понравилось слышать то, что легко толковать, как  намек, развязывающий руки.  Он, сидя за спиной Кира, улыбался с такой хищной откровенностью, что предугадать ход его мыслей, случись юноше обернуться, тому не составило бы труда. Но голос колдуна звучал, как раньше, лился мягко, ласково, словно ручей по камням по пологому склону.
- Я колдун от рождения, - прозвучало это без какой-то бравады. - Так что спрашивать меня о колдовстве, все равно, что спрашивать — дышу ли я. А вот, что касается хорошеньких девушек, я далеко не так стар, как твой учитель, чтобы потерять способность влюбляться. А что плохого в том, когда любовь оказывается взаимна? Но чтобы так случилось, нужно же с девушкой познакомиться, поговорить, узнать, что у неё на душе. Может сердце-то её спит еще, а может ранено было кем-то, да теперь прячется от любви красавица, мужчин сторонится. Или одной только местью обидчику живет, магии учится. Венок простой и тот у нее не выпросишь.

В этот момент рука Элиаса, словно невзначай   скользнула по животу Кира, к ременной пряжке, но и только. В следующий миг он поймал в ладонь левую руку юноши  и, держа его узкую и маленькую руку в своей,  перехватил повод ловко вложив его меж прохладных пальцев Кира, как надо.

Подав ему повод и с правой стороны, проговорил:
- Попробуй сам.

Конь, словно тотчас ощутил, в чьей руке оказался повод, вскинул голову,  повел точеным ухом и шумно фыркнул.
- Конь пойдет в ту сторону, с какой натянешь узду. Но пока впереди только одна тропа, держи повод достаточно свободно. За одну ночь наездника я из тебя не сделаю, но в следующий раз,  почему бы и не завтра, научу остальному. А за разрешение своего учителя, не волнуйся. Я с ним потолкую — отпустит. Мы давние друзья.

Конь, ощутив, как ослабли поводья, перешел на шаг, но Элиас не стал ничего говорить Киру — пусть привыкнет юноша, ощутит уверенность,  а как самому захочется ехать быстрее, так и натянет повод — не вечно же будет так его сжимать в руках, словно он вот-вот обратится живой змеёй.

- А когда это требовалось согласие ученика, мальчик?  - усмехнулся колдун. - Пожелай я тебя запросить на год виночерпием служить в моем замке — так и то спросил бы твоего наставника. Своей воли у тебя теперь ровно столько, сколько он оставит. А у Кромахи нет настоящих лошадей. Любого из его учеников и рабов можно обратить в коня, но научиться на таком ездить верхом по-настоящему вряд ли выйдет.  А знаю я его с юности.  Отец мой влюбился в портрет моей матери, который ему продали заезжие торговцы, и кинул клич по всему Эриу, что озолотит того, кто отыщет её и к нему доставит невестой. Вот и явился к нему Кромахи и пообещал добыть для него девицу с портрета. И сроку взял - всего год. Слово своё он сдержал.  А вот мой отец  отказался от обещанной платы, за что обрек своё королевство на долгую войну с Кромахи. Не подумай, речь не шла обо мне. Я родился шестым, но отчего-то именно меня, да сестру, что родилась парой лет раньше, мать взялась учить колдовству. Когда же мои братья прознали, что обрекло наше королевство на двенадцать лет голода, пожары на торфяниках и то, что волки вырезали людей селами, кинули они жребий, и старший — так ему выпало, сам отправился к Кромахи. Ну как сыскал, так и напасти закончились. Думаю, мать их научила. Ну а нас с сестрой еще лет через десять отправила его выручать. Вот тогда я и увидел Кромахи впервые, но выглядел он не старше, чем теперь.  Отправил он меня в лес и велел подстрелить ворону. Потом, когда я вернулся, осмотрел птицу и приказал сестре её ощипать. Она послушалась. А как закончила,  Кромахи перья собрал и из окна выкинул. А ей сказал, чтобы шла искать. Сколько перьев он не досчитается к закату, столько лет я у него отслужу взамен за свободу брата. Мы же с ним сели играть в фидхелл.  Сестра вернулась на закате и отдала Кромахи перья.  Недосчитался он трех. И то потому что я их вытянул из узелка, который сестра принесла. Они с братом вернулись домой, а я остался. Вот с тех пор я его и знаю. Было мне тогда  лет восемнадцать. Вот считай без восемнадцати лет, всю жизнь я и знаком с Кромахи.

Рассказывал Элиас не спеша,  внимательно глядя в темноту вокруг, пока они не оказались в такой чаще,  где сквозь густые кроны деревьев не проглядывало даже звездное небо.
Потом снова поймал руки Кира в свои и натянул поводья,  побуждая коня прибавить шаг.

- Ну вот скоро и луг.
Откуда-то с востока потянуло влагой, мокрой землей, мхами, полынью и цветущим вереском.
- Не удивляйся ничему, Кир, и послужи мне достойно своего учителя. Да и служба будет — утеха, да радость. А там и до цветов дело дойдет.

Послышался сонный крик выпи, который тотчас поддержало разноголосое кваканье.

- Сестра? Лет сто о ней ничего не слышал, а до того помню, отправилась она в Испанию, - отозвался Элиас, и не было в его голосе ни тоски по сестре, ни беспокойства. - А что, чтобы с красавицей в шалаше пообниматься, тебе нужен приказ учителя?  На твоем месте мечтают оказаться тысячи мужчин, и всякий, кто был однажды — тем более. И сбегать не вздумай. Мы в мороке. Всё одно — сюда вернешься.

Остановив коня, Элиас сначала ссадил Кира, а после легко спрыгнул на землю сам.
Впереди у самой воды, словно соткавшись из тумана, появилась женская фигурка в длинном, до земли белом платье. И чем ближе подходила женщина, тем явственнее становилось исходящее от нее сияние, сродни лунному свету в ясную ночь.
- Ну, здравствуй,  Незиг, - весело поздоровался Элиас, - год не виделись. Моего друга зовут Кир. Во всяком случае это имя он мне сказал.
- Здравствуйте, странники, - прозвучал в ответ чистый и нежный девичий голос, который однако, как бы ни был похож на человеческий звучал чуждо, как-то по-птичьи, - я вас ждала.

- Ну, конечно. В такую-то ночь, - хмыкнул Элиас.
Незиг не обратила на него никакого внимания. Взгляд её чуть раскосых, не по человечески огромных глаз обращен был на Кира. Лицом девушка была нереально, почти по-эльфийски красива, и вместе с тем было в неё что-то диковатое, хотя, может быть, виной тому был богатый венок, венчавший её голову, словно корона из тонких веточек, спелых ягод и плодов лещины, фестончатых листиков светло-зелёных лишайников и узорчатых папоротников.
- Меня зовут Невена, - назвалась она, беря юношу за руку, - есть ли у тебя для меня подарок?

Элиас  достал из поясной сумки  сверток и протянул лесной деве.
- Возьми.
Она ухитрилась раскрыть сверток не забирая его и при взгляде на ее тонкую, хрупкую кисть стало ясно, что вместо ногтей, кончики ее пальцев увенчаны  узкими когтями.
На миг в ее ладошке мелькнуло что-то серебряное, вспыхнула и погасла рубиновая слеза и Незиг, не глянув даже на подарок, бросила его за плечо, в темную воду утопающего во тьме озера.
Потом женщина, все так же не отпуская руки Кира, вгляделась голодно и жадно в его лицо.

- Ты решил посмеяться надо мной, колдун? - спросила она, только теперь соизволив взглянуть на  Элиаса. - Это же женщина, а не мужчина!
- Ну, строго говоря, сейчас Кир — мужчина. И это не мои чары. А что, он недостаточно мужественен для того, чтобы с ним уединиться?

Незиг промолчала, но выражение ее лица стало озадаченным. В следующее мгновение она стала еще красивее и сделалась такой хрупкой, что даже хорошенький Кир смотрелся рядом с нею вполне мужественно и сурово.  От нее исходила волна такого животного призыва, такого жара и обещания, что противиться её призыву мог разве что каменный истукан.
- Думаю, он вполне мужественен, - произнесла Незиг, облизнув губы, - но, может и ты, Элиас  мак Айнмире, возляжешь с нами в эту ночь?

- Я, если, позволишь, как уговаривались, искупаюсь в твоем озере.
- Грабитель!
- У нас сделка, дорогуша! Забирай мальчика и веселитесь до рассвета.

- Я целую вечность тебя ждала, - призналась Невена,  увлекая юношу за собой, - о тебе мечтала.
Ночь вспыхнула светлячками, зашумела листвой, рассмеялась плеском волн, и из тьмы вылепился силуэт хижины у старого дуба, к которой и потянула своего гостя озерная дева.

Элиас же помахал парочке напутственно рукой и весело воскликнул, ничуть не огорченный обещанием Кира:
- Припомнишь, завтра и припомнишь, если будет еще, что припоминать.
Кир был не первым, кого он приводил к озеру со скромной хижиной на берегу, и не последним. Даря юношам, которые зачастую были даже моложе, чем этот заколдованный паренек, сказочную ночь в объятьях ши, Элиас не рассказывал им ничего о деве Невене, или  Незиг, как сам называл её ласково, и как нравилось ей. Сам же он предпочитал не её поцелуи и ласки, а то, что озерная дева веками копила на дне своего озера и если в первые разы, когда он испытывал чары Незиг и желал её тут же, на берегу, преодолевать искушение помогали лишь загодя наложенные чары, то со временем, ему стало не так мучительно трудно между любовью и сокровищами на дне озера, выбирать купание в прохладной воде.

Незиг же, остановившись у полога из оленьей шкуры, закрывавшей вход в хижину, обернулась к своему юному спутнику,  посмотрела в его глаза долгим, оценивающим взглядом, прежде чем выпустить на миг его руку.  Глаза ее стали вовсе не человеческими, а в глубине их, жадной и темной, тускло блеснуло что-то изумрудной зеленью. Затем она обхватила лицо Кира ладонями и одним движением и притянула к себе, и сама подалась к нему, поймав его губы своими, поцеловала страстно, словно и в самом деле одного его ждала этой ночью и, обнимая, увлекла в темноту своей хижины, где пахло летними травами, мускусом, можжевеловым дымом и медом.

Что творилось в маленькой хижине под дубом, Элиас мак Айнмире мог только вообразить, но на завись и грезы у него не было времени. Раздевшись, он бросился в озеро, едва  только светлая  фигурка Незиг скрылась в домике.

И прежде чем озерная дева вышла, успел  трижды отплыть от берега до облюбованного им местечка и  трижды нырнуть, чтобы, почти ощупью разрыть слой ила на дне и достать из большого медного котла несколько вещиц, облюбованных им еще год назад.  Ученик Кромахи принес ему в этот раз удачу. А что мальчишка был заколдован, Незиг, казалось, вовсе не смутило. Когда  силуэт Ши снова появился на берегу, Элиас настороженно замер, ожидая, подойдет ли она к нему с упреками, но та лишь бросила на колдуна обиженный и злой взгляд и скрылась в своем озере.
Небо на востоке уже светлело, когда Элиас заглянул в хижину. Бросил в воздух холодный огонек и в его свете засмотрелся на лицо нагого, безмятежно спящего юноши. Потом окликнул того по имени.
- Кир! Кир, хорош дрыхнуть. К застолью мы уже не успеем, но может, по чарке вина с общего стола нам еще и перепадет. Давай, приятель, пошевеливайся, пока сам можешь выбирать, куда ехать или лететь, а не твой учитель решит, что желает видеть тебя! Лететь по зову — сомнительная, скажу я тебе, радость.

Хотела того Киара или нет, но Джон рассказал ей и о музыке, звучавшей из воздуха, и про состязания чародеев, самыми красочными и страшными были, конечно, безобидные на деле поединки творцов мороков и иллюзий, а вот среди настоящих, как сказал, Джон, раз и навсегда в ту ночь определивший для себя наваждения, как магию шутейную, но не настоящую, самым сильным был Зима. Не было у Винтера иного имени, да и человеком он будто бы и не был, а  являлся самой настоящей Зимой, как если бы воплотилась та временем года, притом зимой не здешней, а такой, про которые сказки рассказывают, когда птицы на лету замерзают, а вода в реках промерзает до самого дна. И ничуть не трогала белобрысого мальчишку с раскосыми эльфийскими глазами участь замерзших птичек, которых отогревала в ладонях плачущая рыженькая девушка по имени Мэри Джейн, шептавшая над ними свои заклинания и дышавшая на птиц так, словно надеялась вдохнуть в них жизнь.

Кромахи же, слушая эти рассказы, словно не видел всего сам, сделался задумчив. Не такого учителя он хотел в будущем для сына. И не потому, что считал Винтера с его стихийной магией жестоким, а потому что тот был взыскателен и требователен к тем, до кого снисходил. Настолько требователен, что заводить с ним разговор об ученичестве мог разве что маг уже сам по себе достаточно умелый, чтобы, по меркам прочих, считаться самостоятельным — впору себе учеников присматривать. Можно было, конечно, надеяться, что в следующем году у Джона появится новый герой, но Кромахи  не склонен был обольщаться — слишком давно жил и очень многих мальчишек выросло на его глазах и в его замке, изучая колдовские тайны.

А по возвращении домой ждала его новая проблема.  На скамье, в зале, где изредка он собирал вместе учеников и слуг из числа умеющих колдовать, на широкой скамье лежал, прикрытый расшитыми цветами и листьями, покрывалом, мертвец — один из тех, кто еще вчера шутил со своими товарищами, подливая себе сидра за ужином, кто вороном летал в стайке учеников ни много ни мало — семь лет. Глаза его были уже закрыты, а на бескровном лице застыло удивительное спокойствие, словно молодой мужчина просто спал.
Кликнув Дилана и велев тому увести Джона,  Кромахи скептически взглянул на своего спутника. От него не укрылось, в каком состоянии Кир вернулся под утро, но расспрашивать и даже расколдовывать его, Кромахи не стал — не ребёнок, чтобы сопли ему вытирать. А если вляпался во что-то, ну так то часть учения для каждого — пробовать свои силы, сталкиваясь с тем, что кто-то все время оказывается сильнее, пронырливее, злее и хитрее. Хватило умений или везения выпутаться — вот и радуйся новому дню.
У Суинни O`Нила не хватило.

Кромахи бросил на Кира оценивающий взгляд и поймал себя на мысли, что готов и его отослать потому лишь, что не уверен, справится ли женщина с заданием, которое он, не задумываясь, поручил бы любому новичку, подвернись подобный случай.
- Смотри внимательно, - проговорил он буднично, приблизившись к лавке и рассеяв нервным движением руки покрывало, которым был прикрыт труп, - его голова восстановлена чарами. Вспомни, как вы с Джеком и Диланом разбирали тушки животных чарами и попробуй поймать чужое заклинание. Затем распутай его. Не сними, срывая, как маску, а именно распутай, чтобы понять, как лицо было восстановлено.

Он помедлил. А потом добавил, едва заметно вздохнув.
- И помни, всё в нашем ремесле — материал. Тем более то, что лишено дыхания жизни и искры разума.

Сам же он, создав для себя деревянное, точно такое, на котором сидел каждый вечер за ужином, тяжело опустился в него и кликнул по имени первого из учеников, намереваясь начать расспросы, чтобы узнать, что же произошло в вороньем замке во время их с Киарой-Киром и Джоном отсутствия.
Гвенифайр вороном слетел с подоконника, где сидел в окружении прочих, и обратился в человека, остановившись подле учителя.
- Меня не было в замке, учитель, когда это случилось, - глухо произнес он. - В первую майскую ночь нам ведь дозволено покидать замок до рассвета...

Отредактировано Cromachy (2022-01-11 23:54:46)

После Гвена настал черед Сайрана, одного из тех молодых мужчин, которые занимались Киарой с первых дней ее появления в вороньем замке. Он обратился в человека не подле кресла своего учителя, а раньше, так, чтобы пройти мимо Киары, которую узнал даже в обличье юноши, и взглянуть, как у нее продвигается распутывание чар.

Приблизившись к Кромахи, он кивнул в сторону Кира и сказал:
- Если нужно снять чары, дозволь это сделать мне. Я их наложил, чтобы  бедняга Суинни не выглядел  куском мяса в драной одежде. Рано Киаре такое...

Дерзость ученика Кромахи оставил без внимания, даже бровью не повел. Лишь спросил:
- Значит, ты нашел мертвеца первым?
- Не я. Карл и Патрик. Поскольку мы с Питером м Диланом уже вернулись, парни рассказали мне, что нашли тело у Медвежьей скалы. Сами они  набросили на него чары, отпугивающие зверей — не знали, что делать. Я же решил перенести его сюда и... прикрыть.
Кромахи едва заметно кивнул.
- Значит, Суинни упал со скалы и не смог обратится в птицу. На нем были путы или оковы?
Сайран отрицательно покачал головой.
- Если и были, то тот, кто их наложил, успел снять еще до того, как тело нашли Карл и Патрик.

Выслушав затем Патрика и Карла, одного из самых старших учеников, а второго, пришедшего к нему учиться всего три года назад, Кромахи повелел им сыскать к Рождеству подходящего мальчика, испытать его и привести к вороньему замку.
- Учитель, - Карл, старший из этой парочки, отважился взглянуть на Кромахи, - если дозволишь, я хотел бы предложить...
- Говори.
- А почему бы тебе не взять двенадцатым Дилана?  Он достоин того, чтобы...
- Чтобы следующие двенадцать лет провести в виде щипцов для камина.  Кир!
Он посмотрел на свою ученицу.
- Отныне Дилан — твой материал. Нужен ли тебе будет стул, конь,  плащ или что-либо еще, можешь пользоваться им. Если же твои чары убьют его — так тому и быть.

Встретив взгляд Киары, Кромахи мрачно усмехнулся и поднявшись со своего кресла, подошел к ней, по пути, жестом отогнав учеников,  обратив их, как обычно в воронов.
Он ухватил Киару за плечо, повыше локтя и в тот же миг пол под их ногами дрогнул, камни исчезли, рассеялись и стены и вокруг мага и его ученицы, обращенной в юношу, заметались тысячи ворон. Карканье их сливалось в жуткий гул, но длилось всё недолго — воронью стаю раскидало ветром, а Кромахи и Киара мягко опустились на камень  утеса, облюбованного повелителем ворон для своего колдовского замка последние пару недель.
Когда исчезли стены замка, оказалось что здесь, на вершине скалы, постоянно дует ветер, холодный и пробирающий до костей, словно и не май наступил.
- Пожалуй, - заговорил Кромахи, отпустив Киару, - пришла пора объяснить тебе то, что пришедшие учиться колдовству понимают изначально. Потому что ты-то в учение просилась не ради возможности обрести колдовскую силу, знания и власть. Колдовская наука жестока. Не только моя, любая. И жестока она первоначально по отношению к тому, кто ее постигает. И я не только о тебе. А обо всех своих учениках. За учение платят высокую цену. Каждый, кто покидает, окончив обучение вороний замок, раз в год отдает мне лучшего из своих учеников, или единственного, пока не наберет дюжину. Они становятся моими рабами. Именно так ко мне попал Дилан, и случилось это почти три с половиной года тому назад.  Он умный мальчик и талантливый. Возможно, я дал бы ему шанс. Но как часто бывает с умными, талантливыми и к тому же упорными, он решил добиться чего-то сам. И не удовлетворился тем, что через три года службы я доверил ему смотреть за моим сыном. Не понял, что получил много больше, чем заслуживал. Он стал дружен не только с тобой, со всеми моими учениками, даже с Сайроном, а Сайрон ревнив, обидчив и злопамятен. Настолько дружен, что, как ты заметила, за него взялись просить. Вот только никто не подумал, что на месте Суинни мог бы оказаться он сам. Не Сайрон, конечно, но... другие — вполне. Увы, за намерение не наказывают, так ведь Кир? Я полагал, что Дилан выберет самого слабого из моих учеников, а на данный момент это ты. Поэтому и взял тебя с собой прошлой ночью. Дилан же тешил себя надеждой, что оставив своего мастера, мог бы обрести другого. И более глупой надеждой, что мог бы стать моим учеником. И хотя за намерение не наказывают, за убийство наказать необходимо. Отныне он будет служить тебе. И не думай, что ты чем то отличаешься в этом от прочих. У каждого из моих учеников есть свой материал или, если это слово тебя еще коробит, слуги.

Кромахи вздохнул и только теперь отпустил руку Кира, улыбнувшись тому понимающе и печально.
- Я знаю, что не такого учения ты искала, но договор заключен и на следующие одиннадцать лет и пять месяцев ты моя.

Каждый колдун знает цену слову. Случайно оброненное, оно может сделать сказавшего заложником невыполнимого обещания, особенно если имеешь дело с теми, кто владеет магией и может пренебречь человеческим судом, сведя все к тому, что было сказано.
Кромахи именно потому и собрал десятки тысяч рабов, таких вот заложников не своего даже, родительского обещания, что требовал буквально исполнения сказанного.  Поэтому он не мог просто сказать ученице: «Ступай».
Не потому что не отпустил бы ее, неважно как - на пару часов, чтобы подумать или совсем, подальше от колдовской науки, а потому что в ту ночь, когда взял он Киару в ученицы, они заключили договор, который он не мог нарушить. Киара еще была слишком неопытна, чтобы понимать, какие узы связывают учителя и ученика, да и едва ли поймет, как не растолковывай. Разве что умом, отвлеченно, как чужое мнение, но не как одну из простых жизненных истин. Понимание придет позже, когда у нее будут свои ученицы, когда любимые и лучшие начнут хитрить и предавать, когда кто-то выдаст тайны и знания соперникам, а то и врагам, когда кто-то из тех, кто стал особенно дорог сердцу, внезапно умрет...
Но чтобы все это прожить нужны десятилетия.
Лицо Кромахи сделалось бесстрастным.
- Куда? - спросил он коротко.

- Ко мне, - тотчас раздался позади Киары веселый голос.
Кромахи перевел взгляд, но никого не увидел, хотя голос узнал.
- Элиас?
- Я! Здравствуй, Кромахи.
Элиас появился, словно из воздуха, но не от призрачного силуэта, и не одномоментно, а так, словно сначала скинул с головы капюшон, а затем расстегнул застежки плаща и снял его.
Собственно, плащ, серый, хотя некогда он был, скорее всего, синего цвета, и оказался в его руках. Перекинув его через локоть, Элиас кивнул Кромахи, и подошел к Киаре.

Угадать, где они могли познакомиться, не составляло труда. Кромахи и приводил Киару, как Кира на праздник в майскую ночь, чтобы она посмотрела на других волшебников и волшебниц, познакомилась с кем-нибудь. Обычно ученики заводили знакомства с другими учениками, но кто-то мог привлечь и внимание старых колдунов.
- Давно ты здесь?

Кромахи не выказываал раздражения и тихой злости, вызванной тем, что Элиас мак Айнмире, веселый авантюрист и любитель все ставить с ног на голову, некогда проведший у него три года в услужении, подкрался невидимый и мог подслушать разговор.
- Прости, - в голосе Элиаса не было и тени сожаления, - мы условились с Киром, что сегодня я научу его ездить верхом. Но... с того часа я подумал о многом, потому... Отдай мне её, Кромахи. Киару. Позволь ей уйти со мной.

Кромахи не спешил с ответом. А Элиас ободряюще коснулся плеча не расколдованного юноши и с явным удовольствием назвал того не измененным в соответствии с мужским обликом именем:
- Киара. Ну, здравствуй, Киара!
Кромахи тяжело вздохнул и на мгновение смежил веки, чувствуя желание ринутся на незваного гостя, подло подкравшегося под покровом невидимости и швырнуть того вниз со скалы. После Бельтейна случалось и не такое. Узнавая, что в мире полно других магов, кроме их наставника, некоторые ученики загорались желанием оставить ту колдовскую науку, которую постигали, и посвятить свою жизнь чему-то иному. Кромахи надеялся, что Киара обратит внимание на чары волшебниц, может познакомится с кем-то из учениц, но... в недобрую минуту ей встретился именно Элиас.
Взгляд черных глаз колдуна, обращенный в следующий миг на Киару, был тяжелым и мрачным.
- Ты хочешь уйти с...ним?

Конечно, они могли договорится о многом за эту ночь. Но если бы другой колдун снял с Киары чары и потом снова обратил её в мальчика, Кромахи понял бы это. Однако подобного с ней ни Элиас, ни кто-то еще не проделывал.
- Скажи «да», милая, - шепнул Элиас, повернув голову к Киаре, - забери этого остолопа Дилана, и пошли со мной.