Вороньей стаей осталась свита Кромахи, поскольку он решил не ставить замок подле Реймса, не смущать местных жителей его черными башнями, чтобы не выгонять, потом непрошенных гостей и тем самым не плодить слухов. Не стал он искать крова под крышей постоялого двора хотя бы для себя и трёх своих учеников - сам остался вороном, и им пришлось последовать его примеру. Для отдыха выбрал он самый верх Марсовых ворот, отчасти потому что там могла расположится значительная часть его свиты, отчасти потому, что оттуда открывался хороший вид на город, но скорее всего потому, что напасть на него здесь, в городе, едва ли бы кто-то решился. Разве только какой-то совсем больной на голову колдун, которому взбредёт в голову помериться силами с залетным чародеем. Кто-либо из старых врагов, даже если бы и оказался в Реймсе, движимый теми де мотивами, что и Кромахи, вряд ли бы, узнав о его присутствии здесь, взялся тотчас сводить счёты. Старая вражда на то и старая, что тянется десятилетиями, а то и веками и уже давно не развлекает, не греет ненависть в глубине сердца. Тем более что еще не подернулись корочкой забвения свежие раны.
Резкое похолодание смыло томный июльский зной куда быстрее, чем это случается с наступлением сумерек. И порыв ветра принес с собой запах снега – обещание, предостережение, злую шутку. Ворон Кромахи, встряхнулся, взъерошил перья, каркнул ворчливо, уже догадываясь, чьё появление предвещал этот холод. Подлетел птицей, на несколько футов, раскинул крылья и чернотой падающих перьев перетек плавно в человеческий свой облик, давая рабам,  ютившимся подле него возможность разлететься в стороны и не попасть под ноги.
Обернулся. На жестких его губах уже играла пусть не улыбка, но намек на неё, а в черных глазах светилась радость.  Перед ним стоял молодой мужчина и весь облик его был противоположен облику Повелителя Ворон. Черной была одежда Кромахи,  в белое был облачен ступивший на верх каменной арки колдун.  Волосы Кромахи носил короткие, а у пришедшего они были длинны и светлы, более, чем тонкие черты лица, выдавая родство с эльфами.  Так могли бы выглядеть ночь и день или непримиримые враги, пожелай они обозначить, насколько сильна их ненависть друг к другу. Но этих двоих связывали совсем иные узы.
- Здравствуй, сын, - улыбнулся Кромахи, раскинув руки для приветственного объятия, и шагнул к Джеку. – Здравстуй!  Я подозревал, что ты тоже здесь появишься.
Он коротко сжал плечи сына руками, объятием выражая радость, о которой не счёл нужным говорить и продолжил, что было в манере тех, кто живет больше века, беседу, не закончившуюся во время их прошлой встречи.
- Не думаю, что ты согласишься со мной и в этот раз. Но хотя бы перестань упрямиться. Не из сыновьей покорности, её я никогда не требовал от тебя, но из соображений прак-ти-чес-ких.
Не думал Кромахи о том, что сын, пожелав его увидеть, рассчитывал на продолжение отеческих уговоров, суть которых была проста и мало чем отличалась от родительских желаний с тех времён, знания о которых еще хранит в сказаниях и легендах память человеческая.
- Я об Элизабет.
Уточнять было вовсе не обязательно. Первые разговоры о браке Джека с этой женщиной   Кромахи завёл с  Джеком еще в те дни, когда Элизабет, королева Англии, была еще молода. Теперь же, судя о том, как её описывали те, кто королеву видел,  годы взяли своё, а что не взяли они, скоро могла забрать  смерть. И очередному соискателю её благосклонного согласия на брак, следовало поторопиться.
- И не надо ссылаться на проклятие. Проклятие и то, что осталось всего пять лет – вовсе не повод отказывать мне в помощи! Как раз наоброт – следует поторопиться! Но, конечно, если у тебя уже есть избранница и ты влюблён…  - в голосе Кромахи зазвучали нотки сомнения и легкой иронии.

Вопрос о влюблённости Кромахи задал сыну нарочно, чтобы настроить его на нужное для разговора настроение.  И, получив желаемый ответ, удовлетворённо  кивнул.  Конечно, однажды, и Джеком могла овладеть страсть, но, Кромахи полагал, что избранницей сына станет особа исключительная. Но до тех пор, пока рассудок Джека оставался ясен и холоден, можно было рассчитывать на его участие в воплощении собственных замыслов. Именно надеяться. Этого самодовольного (прямо как отец) упрямца (прямо как отец) заставить было невозможно. Кромахи и не пытался.
- Сделать тебе кресло или сам? – отвлекся он, вспомнив о правилах гостеприимства, хотя верх этой арки и не являлся его домом, - Или устраивайся прямо на краю.
Сопроводив свои слова приглашающим жестом, Кромахи сам, однако не стал спешить  садиться на край арки и добавил:
- Если никуда не спешишь, конечно. И можешь, наконец, рассказать мне о сути проклятия, если, конечно можешь.
Умея проклинать сам, Кромахи знал, как сковать уста проклятого молчанием. Или же чарами, которые заставят проклятого всякий раз, когда он надумает поведать, в чём суть чар и как их можно снять, нести редкостную околесицу, да и писать – тоже.  Но что именно – эльфийские чары или упрямство заставляли Джека молчать пятьдесят лет – не знал.
- А я расскажу тебе, зачем нужен этот брак.
Он вздохнул и пояснил:
- Если проклятие не получится снять, его можно передать. Отсрочить его исполнение и потом снова. И снова… и так пока не пресечётся род. Только не делай поспешных выводов и не приписывай мне, прошу,  каких-либо предположений. Ты уже не ребенок, а я никогда  не был расположен отвлекаться на бессмысленные объяснения. Или слухи преувеличивают и у тебя, точнее у всех нас, намного  больше времени?

Отредактировано Cromachy (2022-01-25 18:31:32)

Эльфы…
Сказать, что  Кромахи не любил эльфов – всё равно, что сказать, что кошки не любят воду. Эльфов он ненавидел. И во многом именно из-за этого вот самодовольного нахала!  Разговор с сыном откладывался уже не раз,  и теперь, похоже, его предстояло перенести на неопределённый срок снова.
- Проклятье, - тихо выругался колдун,  взглянув на Илидира, - ты, как всегда, некстати.
Он глянул на Джека и заметил:
- Продолжим разговор завтра. Отыщи пока мать и скажи ей, что ты в Реймсе. А я…
Бросаться пафосными угрозами и обещаниями уничтожить эльфа, превратить его в муху или проклясть  так, чтобы жизнь стала не мила, Кромахи не стал. Если бы всё было так просто, Илидир не стоял бы сейчас здесь.

Не дожидаясь ответа от Джека, Кромахи развернулся и  шагнул с края арки, тотчас превращаясь в ворона. Птицей он слетел вниз и привычно ступил на землю уже в человеческом  облике,, оказавшись в паре шагов от эльфа.
- Только не говори, что случайно проходил мимо, - сухо  произнёс он, - и просто решил поздороваться. И не рассчитывай, что я буду с тобой сражаться. Побереги слова и силы. Дома. Может быть, дома мы снова померимся силами.

Сын, которого они с эльфом Илидиром делили вот уже сто девяносто три или сто девяносто четыре года, давно уже не нуждался в родительском внимании, но всё равно слышать  от мерзавца «мой сын» было неприятно. Не окажись Джек у Кромахи,  не назови его колдун своим ребенком, эльфу, скорее всего, и дела не было бы ни до Джека, ни до Киары.
Но как же! Кто-то посмел отнять присвоенное самим Анейрином, благородным до невозможности, только что не королем!
- За неимением свиты ты льстишь себе сам, - констатировал Кромахи, скупо усмехнувшись, - можешь тешить себя глупой уверенностью в собственных словах,  но я всего лишь уважаю духов-хранителей этой земли.
- Отец, - Джек спрыгнул с арки и  опустился  в снежном вихре, - позволь мне показать этому…
Колдун  остановил сына движением руки,  коротко покачав головой, как делал всегда,  не считая нужным прибегать к словам с теми, кто был ему близок.
- В другой раз, Джек. Оставь нас, пожалуйста.
- Уверен?
- Да. Найди мать.
Джек не скрывая раздражения пожал плечами и обернулся белым вороном. Когда он поднялся над аркой к нему присоединилось полдюжины черных – указать, где Киара и услужить  при надобности.
- Итак, - Кромахи скрестил руки на груди и взглянул в холодные голубые глаза эльфа, - ты меня искал.
Всё остальное:  провокации и упоминание  про свадьбу  - было лишь словесным мусором. И цепляться за него, копаясь в несущественном, Кромахи полагал бесполезной тратой времени. Притом ведь оба они могли и увлечься, устроить очередную схватку, покрасоваться друг пред другом своей силой и, измотав друг друга, как было неоднократно, разойтись.  Нет, победить эльфа силой не удастся. Разве что перехитрить,  если тот потеряет бдительность.
- Скажешь зачем, или ждешь, что я догадаюсь сам?

Отредактировано Cromachy (2022-02-23 12:20:12)

Кромахи едва заметно пожал плечами, когда эльф упомянул о правах собственности, но даже не потрудился что-либо на это отвечать.  Все было сказано прежде, чем закончилось ученичество Киары, и она,  уже чародейка смогла решать сама оставаться ли в вороньем замке или покинуть его. У кузнеца Джона из Мейо было такое же право решать судьбу своих потомков, как у отца, знающего своих детей. И уж тем более кому, как не матери знать, кто отец её  ребёнка?
Повтори Кромахи всё это, Илидир  повторил бы свои доводы, но главное прозвучало, как звучало прежде и, вероятно, прозвучит снова.  Эльф полагал дитя от человеческой женщины не более, чем своей собственностью.
- Чтобы догадаться, что на уме у эльфа, - Кромахи глянул на небо, в сторону солнца, прикидывая, удастся ли ему  закончить эту беседу до наступления сумерек, - нужно быть эльфом, притом старше  втрое такого затейника, как ты.  А я, к большой моей радости, не эльф и не сеидхе. Но раз без этих ваших бесед о погоде, ты не можешь, расскажи мне, что происходит в Англии.  До меня дошли слухи, что многие из твоего племени нашли приют там и более того – жить могут едва ли не по своим законам.
Об этом  говорили не только люди, но и чародеи, притом чаще с неодобрением, чем с пониманием. Но одно дело слышать о таком от своих, притом с эльфами не якшающихся, другое  - от того, кому досталось сомнительное право вместе с именем рода Анейринов  хранить иллюзии своих прав на верность тех немногих, кто, волей случая, уцелел.

Шутливым глупостям, которые вздумалось рассказывать Анейрину, Кромахи внимал с самым серьёзным видом и даже не злился – эльф, что с него взять?  Врёт, как дышит. Да и многим ли лучше был сам Кромахи? Случись ему отвечать на расспросы  врага, он бы тоже не спешил выкладывать всё начистоту.
- Что ж, - вздохнул он, - раз хороших новостей у тебя нет, плохих тоже,  то тебя привело ко мне дело. Общих врагов у нас нет, чтобы  мы могли оставить на время наши разногласия, значит, ты не будешь предлагать мне бросить вызов кому-то из колдунов, обещая отвлечь внимание и суля долю от добычи.  И ты явился в Реймс. Значит либо дело срочное, либо твой замысел родился совсем недавно и ты начал искать тех, кто может сделать то, чего не можешь сам. И либо начал с меня, либо другие тебе отказали. Значит, дело в тех чарах, какие подвластны мне, но не тебе.
Тут Кромахи задумался.
Он не мог представить, что могло бы понадобиться этому эльфу от него, чего бы Илидир не смог сделать своими силами.
- Это как-то связано со свадьбой сэра Гавейна? Я здесь из-за него. Хочу узнать, как ему удалось то, что не получилось у  сотни других героев.
Представить, чтобы эльфы намеревались расстроить свадьбу, Кромахи не мог. Зачем? Большинству фейри и сеидхе, включая эльфов, вообще не было дел до людей.

Такие, как Анейрин  во всем их внешнем разнообразии, имели одну общую чету -  высокомерие, оправдываемое ими таким эфемерным понятием, как благородство. И Кромахи это раздражало. Сам он в том, что касалось бесед, был прост и однозначен.  Но даже в его мире не всякая ворона была просто вороной, а что уж говорить об эльфах, существах априори пакостных?  У них, прирожденных мастеров иллюзий, плутов и обманщиков, вообще ничего не делалось и не говорилось в простоте.  И надо же – их цели с Анейрином совпали, а  сам осколок эльфийской королевской династии,  счел возможным для себя снизойти для того, чтобы сказать об этом через минуту разговора.
- И что ты собираешься делать? – спросил он, оставив вопрос эльфа без ответа, -  похитить сэра Гавейна и выпытать у него секрет? Если бы в этом был хоть какой-то толк, то это уже бы сделали другие, кто оказался здесь раньше нас, - может и сделали,  подменив его, а может выпытали секрет во сне или опоив зельем.
И вообще, не эльфийского это было ума делом.
Кромахи так и сказал:
- И вообще, какое эльфам дело до  человеческих… героев?
Сказал и понял сам. Каждый и жених, и невеста был героем, легендой в своём роде. Живой легендой. Тому, кто рожден смертной женщиной от смертного отца и взял в руки меч, а не пошел искать колдуна, чтобы проситься в учение, едва ли суждено что-то лучшее, кроме  побед,  славы, дурной или доброй и героической смерти на поле брани.
- Пойдем, прогуляемся, - он жестом открытой ладони указал в сторону  ближайшего дома,  ничуть не волнуясь о том, что Анейрин будет делать со своим обликом, чтобы не привлекать внимания.
Причина приглашения была проста и заключалась в том, что Кромахи легче думалось на ходу, да и разговоры вести он предпочитал, меряя время не только словами, но и шагами.
- Расскажешь мне, что сочтешь нужным, и если этого окажется достаточно,  наши разногласия смогут немного подождать.
Последнее, конечно же, было неправдой. Но потому лишь, что взаимная их с Анейрином неприязнь друг к другу проявлялась в том, что разногласия могли возникнуть из-за любой мелочи, начиная с вопроса разводить ли костер, и заканчивая с осознания что один устроился именно с той стороны огня, с которой собирался сесть другой. А там, слово за слово, вспоминались и «все люди», «все эльфы», приплетались фейри с сеидхе, Кухулин и легендарные короли Эриу, и хорошо если выяснения вопросов исторической справедливости  не переходили снова к выяснению того,  кто и что должен был делать или не делать с юной дочерью кузнеца и ее ребенком двести лет тому назад.