Торквато позволил себя увести — лишь глянул через плечо на дуб с зеленым клубком омелы и рассыпанными под ним бледными ягодами. Волшба, оставленная здесь его наставницей, действительно была ловушкой — ловушкой для любого, кто видел чары Времени — и он едва в нее не попался!
"Время, — говорила Мадонна Этернита, — это не поток, а море, и в море этом много течений. Они сплетаются и расплетаются, и какие-то принесут тебя к настоящему, а какие-то уйдут на дно. Уходя в прошлое, ты будто ныряешь в водоворот, и одна лишь твоя жизнь привязывает тебя к настоящему. Потеряешь эту нить — потеряешь и себя, и всякое будущее, утонешь".
Он потерялся. Омела жила и разрасталась, становясь тканью заклятия, охранявшего Броселианд от общего человеческого Времени, и по мере того, как исчезали с лица земли вырубаемые вековечные леса, прошлое их, вплетаясь во Время Броселианда, продолжало жить. И он, самонадеянный ученик Времени, оказался вдруг ниточкой в этом узоре — потерял свою жизнь в жизнях Зачарованного леса. Для него ложились и скрещивались тропинки, для него сплетались, запирая пути, колючие кустарники, и для него рушились и росли деревья, пока сквозь него текли, преломляясь словно в старом зеркале, реальности и возможности. Он не смог бы распутать этот клубок — и никто не смог бы, кроме его наставницы — но где-то в нем вилась нить его жизни, и в конце концов он ее нашел. Прошлое, о котором он забыл — возможно, потому что его и не было, пока он не подошел к этой омеле — прошлое, в котором он встретился с эльфом, таким же рыжим, как дочь Лесного царя, но который, в отличие от нее, не знал человеческого мира вообще.
Он вошел в это прошлое, он прошел в нем по пыльной дороге, ведущей к деревеньке в неизвестной ему стране, он дошел до трактира, где ему налили в кружку какого-то пойла, и увидел эльфа, которого приняли за колдуна.
Это была его жизнь, это было его прошлое, и он, держась за это прошлое, потянулся к другому, которое было настоящим, и — словно, воткнув в ручеек палку, перескочил на другую сторону — вернулся в это настоящее, вновь оказавшись у дуба с омелой и прелестной босой девушкой в белом, которая, сама того не зная, каким-то образом была отражением эльфа, преломленным в гранях реальности и возможности.
Он должен был вернуться в это прошлое, но сейчас он шел следом за Мирей, держал ее теплую руку и, безмолвно повинуясь, опустился в густую летнюю траву на берегу говорливого ручья.
"Глаза как черный оникс", — вспомнил он. Это было настоящее, а в горсти ее лежала алая гроздь вишен, и вкус их, когда он, с благодарностью приняв угощение, положил в рот первую ягоду, был терпким до дрожи — еще одна ниточка к настоящему.
Она, разумеется, понятия не имела, что он делает и что он делал, но, ведомая неким чувством, дарила ему настоящее, нить за нитью: жаркий солнечный день, журчание ручья, запах воды и свежий аромат, идущий от волшебного девичьего тела, терпкий вкус диких ягод…
На миг у него даже закружилась голова, но голос Мирей и звучащая в нем забота — еще две нити бывшего, настоящего — поймали его, не дав упасть.
— Спасибо, — сказал он — за ягоды, за ручей, за оникс, за летний день. — Спасибо, Мирей. Ты ведь не фея, верно? И не колдунья.
Отчего-то это "ты" прозвучало сейчас правильно — как в сказке или в легенде.
Отредактировано Torquato Tasso (2022-01-20 09:39:10)
- Подпись автора
Скоро кончится Век, как короток век…
